Балерина Балашова Александра Михайловна, жена А.Ушкова

 

Алексей Константинович Ушков родился в 1879 г. в с. Новый Буян Ставропольского уезда в семье Константина Капитоновича Ушкова, владельца Жигулевских химических заводов, и Марии Григорьевны Кузнецовой (-1891), внучки чайного магната А.Г. Губкина.

О меценатстве К.К. Ушкова говорит в своих воспоминаниях Немирович-Данченко: «Среди директоров фирмы, - пишет он, - был Константин Ушков. В кабинете - подлинный Рембрандт. Сам Ушков являл из себя великолепное соединение простодушия и доброты».

В семье Алексея звали Леля или Ксешко. Шалун и выдумщик невиданных проказ, Алексей с братьями воспитывался лаборантом Казанского университета Михаилом Ивановичем Лопаткиным. Братья Алексей, Михаил и Александр Ушковы жили в семье Лопаткина на его даче в Казани, отдельно от своего отца и матери. Во время учебы на естественном факультете Казанского университета Алексей Ушков женился на Зинаиде Николаевне Высоцкой - дочери Николая Федоровича Высоцкого (1843-1922), профессора хирургической патологии. В качестве свадебного подарка для жены Алексей Константинович заказал архитектору Карлу Людвиговичу Мюфке проект и строительство особняков в стиле ампир с элементами барокко в Казани (ныне Кремлевская , 33, Национальная библиотека Татарстана) и в Москве на Пречистенке, 20. Одно из чудес дома в Казани - турецкая гостиная с эркером, двери которой украшала тугра (личный знак) турецкого султана.

Зинаида Николаевна пользовалась мягкосердечием и деликатностью своего юного мужа, пока оба не пришли к единому решению предоставить друг другу полную свободу. Супруги расстались через три года после свадьбы. В 1891 г. умерла мать Алексея, в 1917 г. умер отец Константин Капитонович, совладелец «Товарищество химических заводов П. К. Ушкова и К°». В 1893 г. Алексей Ушков при разделе имущества между братьями и сестрами унаследовал село Новый Буян и часть с.Рождествено Ставропольского уезда. Но практических навыков ведения хозяйства от отца Алексей не унаследовал, поэтому имение, приносившее 80 тысяч рублей дохода в год, стало убыточным и для ведения хозяйства постоянно требовались дотации из Московской конторы Ушковых. В 1900 г. сгорел, и Алексей Константинович решил построить новый завод - на горе у пруда. На сельском сходе он предложил крестьянам уступить принадлежащий имучасток для строительства завода, а за это обещал построить школу для их детей. В 1901 г. был построен новый каменный завод и двухклассное училище.

В с. Рождествено А.К. Ушков построил конный и винокуренный (1893 г.) заводы. Вот реклама винокуренного завода: «Натуральные виноградные вина подвалов имения Ушковых, наследников А.Г. Кузнецова. Южный берег Крыма. Фарос. Имеются в продаже в оптовом складе имения наследников М.Г. Ушковой при селе Рождественском. Продажа производится не менее 17 бутылок. С требованием просят обращаться в контору имения».

По воспоминаниям Леонида Сабанеева, в Москве Ушковы и Кузнецовы покровительствовали филармонии и Большому театру. Там Алексей Ушков познакомился с прима-балериной Большого Александрой Михайловной Балашовой. Она родилась в 1887 г. в дворянской семье, окончила Московское театральное училище по классу В.Д. Тихомирова в 1905 г., выступала в кордебалете, затем стала солисткой Большого, танцевала сольные партии в 21 балете. Исполняла сольные партии: Царь-Девица («Конек-Горбунок»), Лиза («Тщетная предосторожность»), Аврора («Спящая красавица»); Пастушка («Любовь быстра»), Китри («Дон Кихот»), Никия («Баядерка» в постановке Горского), Раймонда («Раймонда»), Медора («Корсар»), Одетта-Оделия («Лебединое озеро»), Сванильда («Коппелия»). Это была очень красивая и драматично-экспрессивная балерина. Постоянными партнерами Балашовой были солисты балета Михаил Мордкин и Александр Горский.

А.Н. Наумов вспоминал: «Казалось бы, что тихий, скромный, созданный для семейной жизни молодой Алексей, с одной стороны, а с другой стороны- Балашова, краса и гордость Императорской Московской балетной труппы – вся огонь, темперамент, целиком преданная служению искусству, - люди столь разные, что об их супружеской общности и житейской брачной солидарности предполагать было невозможно. Между тем, тот и другой, поженившись, продолжали благополучно свою супружескую жизнь. У супругов детей не было. В 1915 г. московское купечество организовало сбор средств на пасхальные праздники для раненых солдат. В Малом зале Благородного собрания расположились древнерусские балаганы, в боковых палатах были устроены киоски с «лотереей-аллегри». Тут же неподалеку проводили аукцион. С молотка и за немалые суммы уходили туфельки прославленных балерин Е. Гельцер, А. Балашовой и В. Коралли. В результате устроителями базара было собрано около 35 тыс. руб., которые полностью пошли на закупку "фронтовых подарков".

Революция застала Ушковых в Москве, где им первые четыре года пришлось провести в тяжелых условиях. Спасла их причастность Балашовой к артистическому миру, а также близкая дружба с управляющим МУЗО Борисом Красиным, будущим наркомом, который жил в доме Ушковых.

Сюзанна Масси вспоминала рассказ своей матери: в 1920 г. Балашова танцевала с Мордкиным в балете «Лебединое озеро», а после спектакля появлялась в роскошном платье, с настоящим бриллиантом, и поклонники на руках несли ее в карету. В 1922 г. Александра Михайловна приняла участие в парижских гастролях Большого театра. Она танцевала с Виктором Смольцовым «Девятнадцатый этюд» Шопена, «Норвежский танец» Грига и «Русскую пляску».

В 1922 г. под видом путешествия по Волге, Ушковы покинули Россию. В Париже Александра Михайловна, поселившаяся с мужем на Rue de la Pompe в доме, ранее принадлежавшем А. Дункан, узнала, что в Москве под танцевальную школу Дункан был отдан их дом Пречистенке. Балашова танцевала в Парижской «Гранд Опера». В 1924-1925 гг. супруги оказывали помощь в организации Свято-Сергиевского подворья, куда пожертвовали древнюю Тихвинскую икону Божьей Матери. А.М. Балашова рассказывала, что про балерину Пьерину Леньяни, станцевавшую на русской сцене 32 фуэте, говорили: «Она необычайно воздушна и касается земли только оттого, чтобы не обидеть своих подруг». В 1924 г. Филипп Малявин в Ницце писал знаменитый портрет Александры Балашовой. Портрет хранился в частной коллекции и совсем недавно был куплен на аукционе для музея русской живописи в Ханты-Мансийске. В 1931 г. Балашова-Ушкова открыла в зале Плейель хореографическую школу, она консультировала при постановке балетов дягилевского репертуара. В 40-е годы на мировую сцену вышла и молодая русская зарубежная смена: воспитанники нескольких балетных студий знаменитых русских балерин: в Париже преподавали - М. Кшесинская, Л. Егорова, О. Преображенская, А. Балашова. Лифарь в 1944–1947 возглавлял «Новый Русский балет Монте-Карло», с 1947 он стал называться «Нуво балле рюс де Монте-Карло маркиза де Куэваса», где танцевала и А.М. Балашова. С этим балетом Балашова участвовал в Страсбургском театральном фестивале в 1957 г. В 1948 г. скончался Алексей Константинович Ушков, его похоронили на Сент-Женевьев-де-Буа. В 1963 году директор балетного театра в Страсбурге обратился к Александре Михайловне с просьбой поставить балет “Тщетная предосторожность” Жана Доберваля, в котором в свое время в роли Лизы А.М. Балашова выступала в Москве. Александра Михайловна согласилась. В постановке Балашовой балет в Страсбурге имел большой успех. Труппа совершила с ним турне по всей Франции. В 1971 г. Александра Михайловна поселилась в старческом доме Русского Красного Креста в г. Шель. Скончалась в возрасте 91 год и была похоронена 10 января 1979 г. вместе с мужем.

«Театр – это храм, куда я прихожу молиться каждый день», - как-то написала Александра Михайловна. В этих словах, хоть с тех пор прошло уже много лет, слышится дыхание сегодняшнего Большого.

Н.Г. Лобанова,
начальник отдела учета, публикаций и использования документов архивного фонда РФ, 2013

Буяниха: вымысел и действительность

 

Год 1870. В Ставрополь приехали трое молодых художников Илья Репин, Евгений Макаров и Федор Васильев. Из нескольких постоялых дворов и гостиниц они выбрали дом Буянихи. Александра Васильевна Буяноварожденная Марьяшова – личность примечательная. О ней наш рассказ.

В 1831 г. в Ставрополе в семье ставропольского мещанина Василия Марьяшова родилась дочь Александра (по другим документам дата рождения 1826). Братья Иван и Василий Ивановичи Марьяшовы в Ставрополе держали баржи и расшивы, занимались транспортировкой товаров и леса. Семья Василия Ивановича не была зажиточной. Александра вышла замуж в 1852 г. Молодожёнов венчал протоиерей Алексей Корнильевич Ястребов 5 ноября в Успенской церкви. Ее мужЕгор Кузьмич (1830-1907) был сыном ставропольских мещан Кузьмы Федоровича и Екатерины Алексеевны Буяновых (1796-1889).

Буяновы происходили из новокрещеной мордвы. Основатель рода купец Егор Буянов из Буянской слободы на речке Буянке (по другим документам Буяновы происходят из Новой Бинарадки) записался в купеческое сословие в крепости Ставрополь в 30-е годы 18 века. Из двух его сыновей к купеческому сословию был приписан только Федор (1764-1824), а Егор вошел в мещанское общество Ставрополя. Трое сыновей Федора Егоровича – Иван (1796-), Кузьма (1789-), Андрей (1799-) занимались мелкой торговлей, были сидельцами по контракту. Сыновья Кузьмы Федоровича – Егор (1825-) и Иван (1830-)состояли на службе в уездной управе и думе, Николай умер в младенчестве, были в семье еще дочери Агафья и Татьяна (замужем за купцом Степаном Александровичем Киселевым).

Лёгкой судьбу Александры Васильевны Буяновой назвать нельзя. Ее первенцы Иосиф (1854) и Варвара (1856) умерли в младенчестве. Выжило трое детей: Федор (1862-), Александр (1863-), Семен (1854-1919). В 1860 г. Егор Кузьмич - выборный от купеческой курии депутат городской думы и член уездной управы - взял свидетельство на открытие постоялого двора в своем доме по улице Посадской, 23 (этот дом он приобрел в 1847 г. у мещанки Марии Федоровны Пискуновой. Егор Буянов был опекуном ее детей после смерти мужа Марии Пискуновой).

В Ставрополе постоялые дворы содержали Вера Петровна Мартынова, Алексей Матвеевич Панин, Василий Иванович Прянишников, Евдокия Ефимовна Юлова. Содержание постоялых дворов было почти беспроигрышным промыслом. Приезжие нуждались в жилье, и хозяева этих заведений предоставляли им отдельные комнаты. В отношении постояльцев от содержателя требовалось немного: почтительное отношение и уважение к их отдыху.

«В Ставропольскую городскую Управу ставропольского мещанина Егора Кузьмича Буянова Прошение. Представляя при сём в городской доход десять рублей, покорнейше прошу выдать мне установленное свидетельство на открытие в 1860 годупостоялого двора в собственном моём доме в Ставрополе по Соборной улице дома 21-23. Декабря 29 дня 1860 года». Следующим шагом была процедура освидетельствования помещения. Этим занимался статский советник Шипов Николай Павлович, содержатель и распорядитель акцизно-откупного комиссионерства при участии уездного исправника надворного советника Николая Васильевича Инькова. Е.К. Буянов выделил в одной половине своего дома две общих комнаты. Егор Кузьмич позаботился, чтобы возле его заведения находился огороженный и двор с конюшней и каретным сараем для экипажей постояльцев. Был составлен акт, который предоставили управляющему акцизными сборами. После чего Е.К. Буянову было выдано свидетельство, и он открыл постоялый двор. Вот это свидетельство: «Выдано от Самарского губернатора ставропольскому мещанину Егору Кузьмичу Буянову в том, что ему на основании Высочайшего повеления последовавшего в 1860 г., разрешается содержать номера для приезжих в городе Ставрополе по Посадской улице в собственном доме, с тем, чтобы он в точности соблюдал все существующие и могущие быть впоследствии изданными на сей предмет правила. Настоящее свидетельство имеет силу в течение одного года. Самара 1860 г. Гербовый сбор уплачен. Губернатор».

Репин так описывал Александру Васильевну Буянову в своих воспоминаниях и в письме П. Алабину: «Квартирная хозяйкаБуяниха, несмотря на свою страшную фамилию, была добрая, толстая, приземистая и хлопотливая старушка, с такими огромными грудями, что мы прозвали ее балакирь». А это портрет хозяина постоялого двора, данный И.С. Тургеневым в повести «Постоялый двор»: «Хозяин этот был мещанин. Роста он был среднего, толст, сутуловат и плечист; голову имел большую, круглую, волосы волнистые и уже седые, хотя ему на вид не было более сорока лет; лицо полное и свежее, низкий, но белый и ровный лоб и маленькие, светлые, голубые глаза. Ходил бегло и не взмахивал, а разводил на ходу сжатыми руками. Когда он улыбался, - а улыбался он часто, но без смеха, словно про себя, - его крупные губы неприятно раздвигались и выказывали ряд сплошных и блестящих зубов. Говорил он отрывисто и с каким-то угрюмым звуком в голосе. Бороду он брил, но не ходил по-немецки. Одежда его состояла из длинного, весьма поношенного кафтана, широких шаровар и башмаков на босу ногу. Он часто отлучался из дому по своим делам, а у него их было много - он барышничал лошадьми, нанимал землю, держал огороды, скупал сады и вообще занимался разными торговыми оборотами».

А вот описание дома Буяновых, данное Репиным: «Двор разгороженный, крыльцо с проломами, воротишки настежь, двери не затворяются. Комната на три окна и к ней еще другая поменьше, ни одно окно не закрывается». До нас дошел рисунок Репина «Двор Буянихи». Отметим, что Александре Васильевне Буяновой в 1870 г. было 39 лет, но молодой художник называет ее старушкой. Уместно вспомнить описание постоялого двора и его хозяйки из рассказа И. Бунина «Темные аллеи»: «В комнате было тепло, сухо и опрятно: новый золотистый образ в левом углу, под ним покрытый чистой суровой скатертью стол, за столом чисто вымытые лавки. Даже мужики с уважением отзывались о хозяйке постоялого двора: “Баба – ума палата”. И. Тургенев в повести «Постоялый двор» писал: «Постоялый двор брал многим: отличной водой в двух глубоких колодцах со скрипучими колесами и железными бадьями на цепях; просторным двором со сплошными тесовыми навесами на толстых столбах; обильным запасом хорошего овса в подвале; теплой избой с огромнейшей русской печью, к которой наподобие богатырских плечей прилегали длинные борова, и, наконец, двумя довольно чистыми комнатками, с деревянным крашеным диваном, такими же стульями и двумя горшками гераниума на окнах, которые, впрочем, никогда не отпирались и тускнели многолетней пылью. Другие еще удобства представлял этот постоялый двор: кузница была от него близко, тут же почти находилась мельница; наконец, и поесть в нем можно было хорошо по милости толстой и румяной бабы стряпухи, которая кушанья варила вкусно и жирно и не скупилась на припасы; до ближайшего кабака считалось всего с полверсты». Буяниха «умела держать это гнездо в порядке; всюду поспевала, все выслушивала и прикидывала, выдавала, отпускала и рассчитывалась сама, и никому не спускала ни копейки, однако и лишнего не брала».

Егор Кузьмич Буянов был гласным ставропольской думы в 1879-1894 г., его сын Семен Егорович также служил гласным думы и членом управы в 1893-1910 г.

Муж Александры Васильевны скончался в августе 1907 г., сама она умерла 29 февраля 1916 г. от порока сердца. Оба супруга были отпеты в Успенской церкви и похоронены на городском кладбище. Их сын Семен Егорович погиб в марте 1919 г. во время подавления чапанного восстания от рук продотрядников комиссара Мельникова в Ставрополе. Старший из детей Семена Егоровича - Алексей (1882-), по образованию – техник, участвовал в революционных событиях 1905 г. в Русской Борковке, был арестован, бежал, скрывался. С мая 1917 был избран членом исполкома Ставропольского уездного Комитета Народной власти, Комиссаром Временного правительства по Ставропольскому уезду с ноября 1917, уполномоченным Комуча в Ставропольском уезде в 1918, состоял в партии эсеров. В 1937 был расстрелян в лагере. Внуки Александры Васильевны – сын Семена Егоровича - Петр Семенович Буянов (1891-), его жена Агриппина и их сын Игорь в 1925 г. еще жили в Ставрополе. Род Буяновых продолжается.

Н.Г. Лобанова,
начальник отдела учета, публикаций и использования документов архивного фонда РФ

Первый сиропитательный дом в Ставрополе

 

Важной и неотъемлемой частью деятельности ставропольского дворянства была благотворительность. Щедрые пожертвования на общественные нужды здравоохранения, забота о сиротах, инвалидах, бездомных и других категориях обездоленного населения - все это было привычной статьей расходов ставропольских дворян. Один из самых известных благотворителей Ставрополя отставной штаб-ротмистр Венедикт Семенович Розлач.

Шляхетский род Розлачей происходил из Речи Посполитой. . В Малороссии казацкая старшина Розлачи гнездились в Запорожской сечи, а по предъявлении жалованных грамот в 18 в. были занесены в родословные книги полтавского дворянства. Венедикт Семенович Розлач родился в Киеве в 1792 г. в семье полкового врача и дворянина Семена Розлача и Ксении Ивановны Сичевской, дочери секунд-майора и войта Ивана Стефановича Сичевского. До нашего времени сохранился дом Сичевских в Киеве на Подоле, в котором сейчас размещается музей гетманства. Брат Венедикта Семеновича полковник Данила Розлач, участник Бородинского сражения в составе 21 егерского полка, командовал в 1826-1831 г. Казанским пехотным полком и имел земельные пожалования в Казанском уезде. Племянник Венедикта - урядник Кубанского казачьего войска Гаврила Розлач вместе со своей семьей из станицы Старощербиновской (Кубань) был в числе других 450 казацких семей переселен на передовую линию в предгорья западного Кавказа для несения пограничной службы. Второй племянник Венедикта – полковник Семеновского полка Аркадий Данилович Розлач жил в Москве. Родной брат Венедикта - Иван Семенович Розлач - друг декабриста и ставропольского дворянина Николая ИвановичаТургенева. Итак, это был стародавний род служилого дворянства.

Сам Венедикт Семенович начинал службу в 30 Полтавском пехотном полку, который сформировали в 1798 г. под названием мушкетерского генерал-майора Маркловского полка. Венедикт Семенович принимал участие в русско-французской кампании 1812 г. и заграничных походах 1813 г., в составе 3-й Обсервационной армии был в боях при Кобрине, Пружанах и Городечне, служил в штабе 3-й армии под началом генерал-майора К.Ф. Ольдекопа. Розлача пожаловали орденом св. Владимира 4 ст. за участие в боях и земельным наделом в Ставропольском уезде. После ранения Розлач вышел в отставку и поселился в Ставрополе. Венедикт Семенович был одинок, семьи и детей не имел, поэтому благотворительность стала делом и смыслом его жизни. Его усилия были направлены на устройство увечных воинов и сирот – детей солдат и офицеров, павших в боях. Венедикт Семенович вложил все свои сбережения в наличных деньгах и в процентных бумагах в Ставропольский общественный банк. По завещанию, которое оставил ротмистр перед своей смертью в 1848 г., при накоплении на банковском счету достаточной для строительства суммы, в Ставрополе должны были построить на эти деньги сиропитательный дом (приют). Через 40 лет после его смерти сумма капитала выросла с 10 до 30 тысяч рублей. В 1887 г. Дума приняла решение о начале строительства. Наличные средства ушли на приобретение строительных материалов, и в октябре 1887 по докладу управы Дума решает реализовать процентные бумаги из фонда В.С. Розлача на сумму три тысячи рублей и продолжить кредитование подрядных работ. Долгие 40 лет на банковский счет шли регулярные пожертвования ставропольцев на это благое дело: две тысячи рублей от Никиты Михайловича Рукавишникова, тысяча рублей от Анастасии Никифоровны Киселевой, три тысячи от Ивана Яковлевича Суровцева, две тысячи рублей от супругов Михаила и Ольги Киселевых. Приют строился в 1885 –1892 гг. Это здание сохранилось в старом Ставрополе и в советские годы. Приют находился на Посадской улице и подчинялся врачебному отделению губернского правления. Годовой бюджет составлял 1769 руб.

В Ставрополе Самарском к числу благотворительных заведений относилась богадельня, с 33 призреваемыми. Приют был открыт по завещанию и на средства Венедикта Семеновича Розлача, отставного кавалериста, штаб-ротмистра, ставропольца. Заведение имело официальное название - сиропитательный дом Венедикта Семеновича Розлача. На счету приюта в городском отделении государственного банка имелось 30 тысяч рублей.. Содержавшиеся в сиропитательном доме занимались общественно-полезным трудом: пряли шерсть, вязали тесьму, носки и рыболовные снасти. Богадельня просуществовала до 1935 г.

Н.Г. Лобанова,
начальник отдела учета, публикаций и использования документов архивного фонда РФ, 2013

Из истории сберкасс в Ставрополе Самарском в 1855-1930 г.

 

Первая сберегательная касса в г. Самаре была открыта при приказе общественного призрения 1 июля 1855 года. Эта сбере­гательная касса с 1855 по 1862 год приняла вкладов 80689 руб. и возвратила вкладчикам 40119 руб. к сожалению, более подроб­но осветить ее деятельность не представляется возможным ввиду отсутствия документов за этот период.

3атем создание сберегательных касс было возложено на городское общественное управление, а с 1864 года сберкассы перешли в ведение государственного банка. 3 ноября 1865 года в Самаре открыла свои действия вторая сберегательная касса при губернском правлении. Эта касса была учреждена для приема от населения небольших вкладов и для выдачи ссуд. В основной капитал кассы первоначально поступили 100 руб. от бывшего самарского вице-губернатора С.Д. Ушакова. Основной капитал кассы состоял из 2% вычета, производимого из получаемого участни­ками кассы казенного содержания, процентов с сумм, выдаваемых в ссуду из этой из сумм, жертвуемых в пользу кассы, денег, получаемых за написание копий с различных документов. Лица, изъявившие желание участвовать в этой кассе, должны были вносить не менее 2 % с рубля из получаемых или жалования или пособия. В январе 1876 года число клиентов этой сберегательной кассы доходило до 70, а сумма при­надлежавших им выносов составила 4555 рублей.

В Ставропольском уезде функции сберегательных касс с 1781 г. выполняли уездное казначейство и почтовая контора.Первая ссудосберегательная касса в Ставропольском уезде появилась в 1867 г. при ссудосберегательном кредитном обществе в селе Нижнее Санчелеево. В Суходольской волости Ставропольского уезда открылся в 1867 г. сельский заемный банк, который выдавал крестьянам ссуды на покупку скота, постройку домов, оказывал помощь в стихийных бедствиях. В 1871 г. по решению губернского земского собрания были утверждены уставы уездных земских банков, назначение которых было дать возможность населению пользоваться ссудами за умеренные проценты и выгодно помещать свои сбережения. ВСтавропольском уездном земстве касса мелкого кредита появилась в 1874 г. Основными клиентами кассы были почтари почтово-телеграфной конторы, имевшие сберегательные книжки в обязательном порядке, куда им переводились прогонные деньги и содержание. Сберегательные книжки были выписаны на почтарей Черняева, Черникова, Евгентьева, Нестерова, Горбунова, Бочкарева, Бинарадского. На сберкнижках почтарей единовременно находилось до 300 рублей различных поступлений окладного капитала.

В 1871 г. с открытием в Самаре отделения Волго-Камского коммерческого банка в губернии появились первые коммерческиесберегательные кассы.

28 февраля 1873 г. губернская дума утвердила устав губернского общества взаимного кредита. К 1883 году на территории губернии действовало 275 кредитных учреждений с оборотным капиталом в 3,25 миллиона рублей.

С учреждением в июне 1884 года в Самаре Самарского от­деления государственного банка, - сберегательная касса, существовавшая с 1855 года при приказе общественного призрения была передана отделению госбанка, она считалась центральной и ей был присвоен № 60.

21 февраля 1884 года был принят Закон, согласно которо­му сберегательные кассы могли открываться по распоряжению го­сударственного банка при губернских и уездных казначействах. Открыта была сберкасса № 813 при Самарском губернском казна­чействе. Заведование сберкассами и производство операций было возложено на местных казначеев. Не мере необходимости отделения сберегательных касс могли также открываться и горо­дах и пригородных местностях. Все станционные сберегательные кассы были приписанные к сберегательной кассе № 86 в казначействе, в ее ведении были почтовые сберегательные кассы в г. Ставрополе и в с. Мусорка. Сберегательные кассы находились в веденииУправления сберегательными кассами Центральной конторы Государственного банка.

21 августа 1891 года государственный банк своим циркуляром распорядился всем сберегательным кассам высылать в Управление сберегательных касс еженедельные сведения по вкладам, но сведения должны были быть только по обороту налич­ных денег.

Долгие годы (1888-1894) единственным банком в Ставрополе оставался Общественный банк, имевший, в том числе, функции сбербанка. С 1888 г. бессменным директором банка оставался купец Михаил Иванович Киселев, товарищами директора служили купец Василий Михайлович Нестеров и мещанин Федор Михайлович Парфенов, бухгалтером – Петр Григорьевич Цезарев, ставший позднее городским головой. В 1896 г. Федор Михайлович Парфенов был избран купеческим обществом новым директором общественного банка и возглавлял его до 1910 г. В балансе банка за 1913 г. мы видим, что суммы срочных вкладов составили 130 тысяч рублей, бессрочных – 74 тысячи, простых вкладов на текущий счет 98 тысяч рублей, займы банка под обеспечение векселей в государственном банке составили 24 тысячи рублей.

С целью приближения сберегательных касс к населению правитель­ство решило поручить прием и выдачу вкладов почтовым учрежде­ниям. Производство операций возлагалось на учреждения почтово-телеграфного ведомства с 1889 года. Почтово-телеграфные сберегательные кассы при выдаче вкладов руководствовались правилами «Устава сберегательных касс». Вклады, вносимые в почтово-телеграфные сберкассы, должны были быть не менее 25 коп и в общей сложности от одного лица не могли превышать одной тысячи рублей. Ставропольская почтово-телеграфная контора официально открылась в 1879 г. Уездный почтмейстером в 1880-1884 служил Николаев Семен Николаевич. Его сменил на этом посту титулярный советникНиколай Егорович Победоносцев. Оборот сберегательных касс при почтовых конторах в губернии в эти годы составлял 952809 руб. На 1889 год в Ставропольском уезде действовали сберкассы почтово-телеграфных контор в селах Старая Майна (счетовод Клавдий Петрович Соколов), Мусорка (счетовод Федор Федорович Шальнов), Чердаклы (счетовод Яков Дмитрий Юрьев).

В июне 1895 года был издан Закон, определяющий организа­цию сберегательных касс. Закон признавал сберегательные кассы государственными учреждениями и правительство принимало на себя полную ответственность за целость вверенных кассам вкла­дов. Был утвержден новый «Устав государственных сберегательных касс» и расписание должностей управления кассами. «Устав сберегательных касс» был принят Государственным Советом и утверж­ден императором Николаем II. Новый устав определял назначение государственных сберегательных касс, их нрава, порядок управ­ления, сеть местных учреждении и операции, которые производи­лись сберкассами.

По Закону 1895 года вкладчиками могли быть отдельные лица любого звания и возраста, учреждения и общества. Вклады были двух видов до востребования, условные, распоряжение которыми было поставлено в зави­симость от наступления каких-нибудь определенных обстоятельств, вклады, вносимые родителями на имя малолетних и несовер­шеннолетних детей, причислялись к условным, и распоряжаться ими до совершеннолетия детей могли родители. В июле 1895 года на основании циркулярного распоряжения госбанка по делам сберегательных касс № 25 от 14 февраля 1894 года была проведана ревизия операций сберегательных касс при Бугурусланском, Бузулукском и Ставропольском казначействах. Ревизию проводил секретарь Самарского отделения госбанка

А.И. Шляхтуров. Всего в 1895 году были проведены ревизии в четырех сберегательных кассах.

Вклады, внесенные в государственную сберегательную кассу, не подлежали ни описи, ни отчуждению, за исключением случаев, указанных в уставе гражданского судопроизводства. Все счета по вкладам хранились втайне и сведения сообщались вкладчикам или их наследникам, а также по требованию правительственной или служебной власти. В 1898 г. в Ставрополе было открыто отделение Государственного банка (управляющий отделением Иван Алексеевич Расторгуев). Суммы государственной сберегательной кассы, образовавшиеся вследствие превышения поступлений над выдачей, вносились в отделение госбанка на особый счет, эти суммы госбанком обращались по указанию Министерства финансов на покуп­ку государственных, а также гарантированных правительством процентных бумаг. Бумаги эти хранились в ставропольском отделении госбанка на особом счету процентных бумаг, принадлежавших государственной сберегательной кассе. Вклады в сберегательную кассу Ставрополя принимались наличными день­гами в сумме не свыше одной тысячи рублей, когда вклад вносился на имя единоличного вкладчика и не свыше 3 тыс. рублей, когда вклад вносился на имя учреждения или общества. На первый при­нятый в кассу вклад выдавалась сберегательная книжка на имя вкладчика, которая не могла передаваться другому лицу. По ус­ловным вкладам выдавались особые книжки. К 1899 году ставропольская сберегательная касса при казначействе насчитывала 450 вкладчиков, это были физи­ческие и юридические лица. Ставропольское реальное училище собирало капитал на стипендию. Ставропольское полицейское управление через сберкассу платило жалованье чинам. Среди физических лиц – Николай Александрович Климушин, Поликарп Иванович Дудкин, Николай Владимирович Тресвятский. 21 декабря 1900 года Управлений государственными сбере­гательными кассами утвердило новый порядок представления го­довых и месячных отчетов по сберегательным кассам, согласно которому должны были публиковаться сведения с состоянии счетов за минувший год.

В 1903 г. в Самаре при почтово-телеграфной конторе при бирже открылась сберкасса, как сообщила «Самарская газета». 

С началом русско-японской войны обострилась нехватка средств на военные нужды.

В январе 1906 г. Самарская дума одобрила условия разрешенного Министерством финансов облигационного займа на сумму 550 тысяч рублей на постройку в Самаре и уездных городах казарм для войск и лазаретов. Эти облигации распространялись через сберкассы в Ставрополе.

К 1907 г. ссудосберегательные кассы имелись в кредитных товариществах сел Ставропольского уезда Мусорка (счетовод Петр Викторович Антипин), Ягодное (счетовод Василий Иванович Щеглов), Новая Малыкла (счетовод Петр Васильевич Надежкин), Новая Майна (счетовод Сергей Петрович Мочалин), Хрящевка (счетовод Михаил Иванович Туманов). В Хрящевке в 1907 г. открылся сельский банк, распорядителем крестьяне избрали Кузьму Михайловича Пудовкина.

В ноябре 1907 г. Министерство финансов утвердило Устав Самарского купеческого банка, который открылся 30 апреля 1908 г.

В 1909 г. в Ставрополе было основано общество взаимного кредита под председательством Григория Ивановича Дудкина и с членством Венедикта Михайловича Парфенова, а также - 13 новых кредитных товариществ в селах уезда (Большая Кандала, Новая Малыкла, Ягодное, Мусорка, Тиинск, высокий Колок, Хрящевка, Старая Майна, Чувашский  Калмаюр, Кондаковка). Сменилось руководство сельского банка в Хрящевке:новым председателем был избран Василий Андреевич Корхалев. В 1909 году Управление сберегательными кассами своими циркулярами № 110 и № 110-а установило новый порядок расчетов между сберкассами и учреждениями Министерства финансов. Сущест­венно менялся порядок расчетов с железнодорожными сберкассами, на них распространялся общий порядок расчетов с кассами, имевшими собственную наличность. Прядок расчетов за процентные бумаги, купленные для вкладчиков сберегательных касс, за срочные купоны и тиражные процентные бумаги вкладчиков был остав­лен без изменения.

В 1910 году открылась сберегательная касса № 948 при Мелекесском казначействе в посаде Мелекесс Ставропольского уезда. К Мелекесской сберкассе № 948 были причислены 2 почтовых сберкассы в селах Ст. Майна и Чердаклы, которые ранее были в ведении Симбирской кассы № 13. 27 февраля 1911 г. в губернском центре состоялся первый съезд 350 уполномоченных кредитных товариществ, который решал вопросы. Открыл его и обратился с приветственным словом губернатор Н.В. Протасьев. Председатель съезда А.К. Ершов сделал сообщение о положении дел в кредитных товариществах Самарской губернии. Указав на то, что дело мелкого кредита в губернии растет и развивается, он сообщил, что за 10 лет со дня возникновения первого товарищества, в губернии открыты (и функционируют в настоящее время) 233 кредитных товариществ. А.К. Ершов выразил надежду, что «в скором времени товарищества будут у нас в каждой волости». В 1912 г. выездная сессия Саратовской судебной палаты рассматривала в Ставрополе дело по обвинению бухгалтера ставропольского общественного банка Лунева и помощника бухгалтера Кинцева в подделке чека на имя Зеленова на сумму 10 тысяч рублей. За подделку подписи директора банка Семена Михайловича Головкина обвиняемые получили небольшие сроки тюремного заключения полгода-год.

В 1913 г. в Ставрополе открылось отделение крестьянского поземельного банка. Непременными членами были избраны статский советник Павел Алексеевич Росин и надворный советник Александр Станиславович Салатко-Петрище. Банку принадлежали имения 4-е Белоярское и Тургеневское, Бабкинское, 3-е Мелекесское,19-е Майнское и

2-е Сахчинское. Одновременно при ставропольском отделении крестьянского банка открылась государственная сберегательная касса, действовавшая на основании Положения о государственных сберкассах 1896 года.

В 1913 г. при Самарской телеграфной конторе открылась государственная сберегательная касса. 1 июня 1916 г. при Самарском отделении Крестьянского поземельного банка открылась государственная сберегательная касса.

По операциям государственных сберегательных касс при казначействах в декабре 1913 года поступило и было выдано:

 

В годы первой мировой войны, в октябре 1916 года, была открыта подписка на облигации государственного 5,5% военного кратко­срочного займа. В практике государственных сберкасс эта подписка была введена впервые. Поэтому Управление сберегательными кассами предлагало всем сберкассам представить сведения о числе поступивших в сберкассы заявлений о подписке. Заем выпускался в сумме одного миллиарда рублей купюрами достоинством в 50, 100, 500, 1000, 10000 и 25000 рублей на 10 лет. В 1917 году сеть сберегательных касс в Самаре и Самарской губернии оставалась без изменений.28 апреля 1917 г. был образован Самарский губернский комитет общественного содействия займу свободы, принявший обращение к     волостным и уездным комитетам народной власти о пропаганде займа путем проведения митингов, чтения лекций, пропаганды с церковных кафедр, через прессу, рассылку брошюр, плакатов. Печатный материал для пропаганды предоставила контора госбанка. Упразднение сберегательных касс было осуществлено в соответствии с Декретом СНК от 10 апреля 1919 г., согласно которому все дела и наличность сберкасс передавались Народному банку.

С января 1920 г. функции сберкасс перешли в компетенцию Наркомфина РСФСР. В 1917-1918 годах продолжали существовать наиболее крупные сберегательные кассы, которые подчинялись Комитету сберегательных касс Наркомфина РСФСР, а в административном отношении - губернскому финансовому отделу. Так, судя по немногочисленным сохранившимся на этот период документам, в Самаре продолжали функционировать Самарская государственная сберегательная касса и сберегательная касса № 813. Однако, положение в губернии в связи с гражданской вой­ной, приходом белочехов было достаточно нестабильным, что, естественно, не способствовало желанию населения попол­нять вклады в сберкассах. Если судить по кассовой книге сберкассы № 813, до августа 1916 года приход явно преобладал над расходом, с сентября наблюдается активный отток вклад­чиков. В течение всего 1919 года и вплоть до ликвидации в марте 1919 года сберегательная касса производила операции только по выдаче денег по вкладам.

14 декабря ставропольская районная газета «Деревня» разъясняла читателям вопрос, почему не выплачены вклады царских сберкасс, сумма которых составляла 2 миллиарда рублей. В статье говорилось, что основная часть вкладов ушла на погашение военных займов правительства, часть была разграблена войсками Колчака. Сообщалось, что возврат вкладов, не превышавших 10 тысяч рублей в дореволюционных рублях на человека, производился до 1923 г. После полного обвала рубля выплата и этих вкладов была прекращена, вклады аннулированы. Сообщалось также, что трест Главшвеймашина заключил с Главным управлением сберегательными кассами договор об открытии в сберкассах накопительных счетов для приобретения крестьянами швейных машин и велосипедов. Такой опыт был распространен на Самарскую и Тамбовскую губернии.

18 июня 1927 г. газета «Деревня» писала: «Усилим финансовую мощь СССР! Удвоим, утроим, удесятерим свои средства, но не дадим врагам ослабить наше хозяйственное строительство». «В 1927 г., - сообщала газета, - правительство выпустило два займа на 200 млн. рублей каждый под 8-12% годовых». В статье под заголовком «Храни деньги в сберегательной кассе» говорилось: «Строительство фабрик и заводов , производство сельхозинвентаря – все это требует затраты больших денежных средств, которые должны быть найдены внутри страны. К началу 1927 г. число вкладчиков в Самарской губернии достигло 31 тысячи человек. Сумма вкладов выросла с 234 тысяч рублей в 1925 г. до 2,7 млн. рублей в 1927 г. 81% вкладчиков губернии составили рабочие, крестьяне и служащие, 4,6 % - кооперативные организации.

15 марта 1928 г. газета Ставропольского райисполкома «Деревня» целую страницу посвятила розыгрыша займа «укрепления крестьянского хозяйства», где сообщалось, что на губернию падает выигрышей на 175 тысяч рублей. Вот что сообщалось в заметке «Всем селом выйдем на субботник» из села Старая Бинарадка Ставропольского района: «На собрание из 813 жителей села явилось 400. Решили: возьмем в своем лесничестве в разработку 600 кубов леса. Выедем всем селом, в два дня все спилим и свозим. А вырученные деньги на руки получать не будем, чтобы лесничество внесло их в кассу волисполкома для покупки облигаций крестьянского займа. Заработали бинарадцы 6500 рулей, выполнив план по займу». Газета сообщала в январе 1925 г. что облигации этого займа пойдут в уплату сельхозналога. 

В сентябре 1927 г. был объявлен всесоюзный двухнедельник сбережений со следующим лозунгом: «Крестьянин, откладывай каждую свободную копейку в сберегательную кассу, это поможет тебе улучшить хозяйство». Необходимо отметить, что вышли сертификаты государственных трудовых сберегательных касс в 5 и 10 рублей с 12% годовым доходом. Сберкассы губернии начали их распространять в ноябре 1927 г. Сертификаты выпускались на 6 лет до 1933 г. Каждые полгода начислялись проценты на исходный капитал, таким образом, - объясняла газета «Деревня»,- к концу выпуска стоимость сертификата удваивалась. Постановлением Президиума Ставропольской РАЙКК–РКИ от 15.05.1931 г. «О практическом проведении в жизнь постановлений правительства о кредитной реформе со стороны райбанка и райпотребсоюза».

                

Н.Г. Лобанова,
начальник отдела учета, публикаций и использования документов архивного фонда РФ

                                                                                                                                       

Казанско-Богородичный храм в с. Верхнее Санчелеево

 

Село Верхнее Санчелеево расположено в верховьях речки Соколкии и было основано в 1700 г. Поименовано оно было по уже существовавшему в низовьях речки Соколки селению Санчелееву (Нижнему Санчелееву). В основе названия сел личное имя (Санчелей) и указание на положение в разных частях (нижней и верхней) реки Соколки. Название речки представляет русскую трансформацию более раннего тюркского гидронима. Тюркское сок – «холод, холодный», сока – «овражек», сокалы – «овражный». В русском употреблении сокалы вполне могло стать Соколкой. Когда-то по теченью реки Соколки угрюмо шумели леса, и пришли сюда, из Пензы переселенцы, облюбовали удобные земли и разложили заимок. Разрасталось селение. Увеличивалась запашка. Все дальше и отступали леса. «Обезводилась Соколка. Пусто и голо стало вокруг. Ни кустика, ни деревца. Тесно жались дома к сухоречью.

Церковь с престолом во имя Казанской иконы Божией Матери в селе Верхнее Санчелеево была открыта в 1861г. «тщанием прихожан, принадлежавших до этого приходу Нижне-Санчелеевской церкви в честь Михаила Архангела». Нового здания тогда строить не стали, а приспособили для нужд храма бывший молитвенный дом. Реформа 1861г. изменила повседневную жизнь сельчан. Возникла необходимость в открытии церковно-приходских школ и профессиональных училищ для обучения мальчиков грамоте и ремеслу. В с. Верхнее Санчелеево открылось мужское училище, а в 1906 г. - одноклассная смешанная церковно-приходская школа. Училище и школа при храме имели библиотеку. Село считалось зажиточным и большим, поэтому общество крестьян-собственников, по настоянию священника, озаботилось устройством каменного храма вместо старого деревянного и маловместительного. Сельское общество заключило договор с епархиальным архитектором Хилинским на составление проекта и сметы. 15 августа 1895 г. выбрали место под строительство. Оно было самым высоким и удобным. Сельчане определили источники финансирования строительства. Ими были признаны: общественные средства от сдачи земли в аренду, от продажи хлеба, выращенного на земле, которую общество выделило до окончания строительства церкви, окладные и подушные сборы, добровольные пожертвования. Строительство велось только летом. По окончании сезона попечительский совет отчитывался об истраченных средствах, а строительная комиссия во главе с главным строителем Степаном Логиновым Бурковым, мелекесским купцом II гильдии - о проделанной работе. Затем шла заготовка материалов и средств к следующему лету. 15 января 1905 г. на имя Константина, епископа Самарского и Ставропольского, поступил рапорт от священника Павла Гурьевича Помряскинского (1867-1937) и псаломщика Петра Андреева о том, что храм, заложенный 9 мая 1896 г., построен 4 июня 1904 г. Проект церкви составил самарский епархиальный архитектор Тадеуш Северинович Хилинский. Он же осуществлял и надзор за возведением церкви. «1896 года августа 8 дня. Я, нижеподписавшийся самарский епархиальный архитектор Хилинский, даю настоящую подписку в том, что принял на себя наблюдение с ответственностью в техническом отношении за правильность и прочность работ по постройке деревянной церкви в Верхнем Санчелеево», - сообщал он в строительное отделение Самарского губернского правления.

13 октября 1896 г. освятили место для постройки храма. Всего под него отвели 800 квадратных сажен. 2 июня 1897 г. была совершена закладка храма. Иконостас для будущего храма заказали у мастера Сибирякова, а написание икон – у иконописца Белоусова, настенная роспись была сделана А.Н. Головачевым.

На всех главах храма воздвигли кресты, в ноябре 1904 г. закончили кладку печей по типу московских. В иконостасной мастерской Белоусова в Самаре изготовили план иконостаса. На строительство израсходовали 51 тысяч рублей, в том числе 46 тысяч собрали попечители, а 5 тысяч рублей и на такую же сумму строительные материалы пожертвовал купец Степан Логинович Бурков. 11 июня 1905 самарский епископ Константин освятил новый храм в честь Казанской иконы Божией Матери. В церемонии принимал участие благочинный I округа Ставропольского уезда Самарской епархии протоиерей Яков Филиппович Головцев. Первым священником в церковь был назначен служить Евсевий Самосадский, в 1864 г. его сменил Симеон Никаноров, в 1902-1906 в Казанско-Богородичной церкви Верхнего Санчелеева служил священник Леонид Вратский, который вел обширную противосектантскую деятельность. В 1907 г. в с. Верхнее Санчелеево Протоиерей Головцов был членом комитета по народной трезвости, законоучителем в ставропольской женской гимназии, возглавлял Ставропольский уездный попечительный о тюрьмах комитет, который совместно с земством расходовал на содержание арестного дома более 1,5 тысяч рублей в год. Яков Филиппович был главой Епархиального училищного совета.открылась смешанная церковно-приходская школа. В 1910 г. в ней обучались 74 мальчика и 40 девочек.

У храма в с. Верхнее Санчелеево были постоянные жертвователи, купцы села Верхнее Санчелеево, Афанасий Иванович Петров, Иван Осипович Денисов, Ларион Осипович Денисов, отдававшие на храм от полутора до 3 тысяч рублей ежегодно.

В 1922 г. при отделении церкви от государства из церкви с. Верхнее Санчелеево были изъято комиссией под председательством Прокопа Бакланова серебряная церковная утварь: дарохранительница, евангелие в серебряном окладе, ритуальные чаши, дискос, звездница, напрестольные кресты, лжицы, ковши, дароносица. Имущество храма было подробнейшим образом описано, под описью подписался председатель церковного совета Афанасий Петров. В документ включили однопрестольный иконостас, 223 иконы, купели, подсвечники, аналои, кресты, плащаницы, сосуды, евангелия, библиотека из 70 книг, дома священника, дьякона и псаломщика. Стоимость всего имущества составила 88 тысяч рублей. При закрытии храма в 1922 г. супруги Сатькины и Н. Артемкин Р. Яшаркина спасли несколько икон от сожжения, спрятав их у себя. А М. Осипова сохранила плащаницу. И.Т. Осипов сберег образ Казанской Божьей Матери. А когда открыли храм, Осиповы передали икону в церковь. Осенью 1932 г. храм был закрыт и отдан под зернохранилище. В 1932 г. в селах Верхнее и Нижнее Санчелеево, Мусорка, Хрящевка началось женское религиозное восстание. Перед арестом священника в Верхнем Санчелееве толпа женщин во главе с Варварой Прониной и Прасковьей Пожарской с палками и кирпичами в руках двинулась к сельсовету. Они разбили стекла в сельсовете, избили председателя сельсовета Вечканова, а затем отправились за советом к местному священнику. На следующее утро в село прибыл вооруженный отряд. Около 10 женщин было арестовано. В соседнем селе уполномоченный Ставропольского райисполкома, узнав, что верующие не могут уплатить страховки, заставил церковный совет принять решение об отказе от церкви. Этот же уполномоченный произвел изъятие колоколов. Собралось 150 женщин. Присутствовали крестьяне середняки-бедняки и обложенные налогом по ст.28. К вечеру разошлись, оставив караулы. 21 января по колокольному звону вновь собрались восставшие. Шли разговоры о хлебозаготовках, раскулачивании, коллективизации. Местные власти проводили разъяснительную работу и выявляли зачинщиков. Священника Александра Ефимовича Тихомирова сослали. Священника Павла Гурьевича Помряскинского арестовали в 1937 г. прямо в храме и увезли в Самару. Вскоре и его жена с детьми уехала туда. Он был расстрелян в Тобольске 14.10.1937 г. Настенные фрески с евангельскими сюжетами в храме погибли, потому что во время грозы в 1970 г. в один из куполов ударила молния и он был разрушен. Двадцать лет храм стоял без крыши. Поэтому дождем и снегом уникальная роспись была полностью уничтожена. В спасении церкви от разрушения немалую роль сыграл председатель колхоза «Правда» Николай Михайлович Макаров.

Н.Г. Лобанова,
начальник отдела учета, публикаций и использования документов архивного фонда РФ

Ставропольские кладбища

 

Закон о кладбищах в Российской империи появился во времена Екатерины II и был изложен во «Врачебном уставе» Свода Законов. Согласно ему кладбища устраивались не ближе 420 метров от границы города. Прокурор совместно с уездным врачом принимал меры по содержанию кладбища. Надзор за соблюдением санитарных норм при рытье могил возлагался на кладбищенских священников.

Городское кладбище Ставрополя учредили в 1740 г. на границе северной городской черты (сразу за Лузановской улицей близ Казанского тракта). Метрические книги городского Троицкого собора в 1740г. зафиксировали за год около 50 умерших. На калмыцком кладбище были захоронения княгини Анны Тайшиной и полковника Андрея Змеева, первого коменданта крепости. При городском соборе существовал погост, где хоронили священнослужителей (священники П.В. Высоков, А.В. Никольский, А.И. Михайлов).

Захоронения были в ведении Самарского епархиального управления и отца Благочинного Ставропольского уезда. Законы общества, житейские перипетии находили свое отражение (или завершение) на городском погосте. Так, заключенных двух городских тюремных замков хоронили за чертой гражданского кладбища. Граница таких захоронений проходила близ дома кладбищенского сторожа, похороны производились ночью. Захоронения умерших заключенных велось за счет уездного казначейства, личные вещи, не востребованные родственниками, укладывались вместе с умершим в могилу. Захоронением заключенных ведал уездный исправник и становой пристав. Расходы на выезды врачей на вскрытие по вызовам несло уездное полицейское управление.

Заброшенные кладбища не могли использоваться под пашню, нельзя было производить их застройку, без особого разрешения запрещался перенос и перезахоронение с закрытого кладбища могил. При переносе городской черты от берега Волга менялись границы кладбища, но прежнее, закрытое, оставалось нетронутым.

Ставропольское городское кладбище на общественной земле, было в собственности города, участки под захоронения не могли быть переданы в частную собственность. Кладбище подлежало ведению духовной консистории губернии.

В 1908г. на кладбище построили часовню (расходы на строительство составил и более 3 тысяч рублей). На кладбище были и другие архитектурные сооружения: склепы Нины Ландо, дочери управляющего экономией графа Орлова - Давыдова, и Михаила Николаевича Яковлева, титулярного советника, податного инспектора. К сожалению, в 1970г. при строительстве памятного знака В.В. Баныкину ковшом экскаватора склеп Н. Ландо был разрушен. Не сохранились могилы с гранитными и бронзовыми скульптурными надгробными бюстами и памятниками известных общественных деятелей Ставрополя предводителей дворянства и уездного земского председателей князя С.С. Хованского и М.М. Наумова.

В годы гражданской войны, расстрелянные белочехами ответственный секретарь уисполкома Мариан Станиславович Литауэр, квартальный сторож Николай Крюков, венгры, обвиненные в дезертирстве, были похоронены на повороте дороги, ведущей из Ставрополя в Васильевку. Место это называлось Клин, или у» черного креста». Крест поставили на могиле одного ставропольца, погибшего в грозу. Убитого в июне 1918г. председателя уисполкома Василия Баныкина его жена варвара Ивановна захоронила на городском кладбище (на горе). Место это сохранилось. Изменения в ведении кладбищенского хозяйства пришлись на 1918 год. Именно тогда при уездном отделе коммунального хозяйства создали похоронный подотдел со штатом в два сторожа и окладом 966 рублей в месяц. (С. Дементьев и Л. Киселев). Кладбищенский дом и покойницкая согласно циркуляру №12 за 1921г. были муниципализированы и переданы в хозяйственное правление укомхоза.

В годы НЭПа плата за погребение составляла 1 миллион рублей за взрослого человека и 750 тысяч рублей - за погребение ребенка. Похороны в братской могиле стоили 100 тысяч рублей.

В годы советской власти возникла традиция устраивать пантеоны в центре города. На площади Революции в центре Ставрополя захоронили члена райисполкома Кольцова, умершего в 1928 г.

За чертой ставропольского кладбища (1932-1938) хоронили заключенных внутренних лагерей. Этот контингент заключенных участвовал в строительстве Жигулевского гидроузла. В 1940г. эта часть кладбища была закрыта с переводом лагерей под Вытегру (Ленинградская область) и на Безымянку под Куйбышевом (строительство гидроузла прекратили).

Известен случай мародерства на городском кладбище в довоенные годы, когда ограбили могилу жены служащего госбанка.

Бытовала среди заключенных поговорка о том, что в Ставрополе строго наказывают за мародерство на кладбище: «В Ставрополе гроб с музыкой» (фамилия начальника РОМ НКВД была Музыкантов).

Первое воинское кладбище было открыто в Ставрополе в 1914 г. Могилы ставропольцев, погибших в на фронтах Василия Аношина, Никифора Горбунова, Александра Белова, Николая Дерябина, Михаил Кердановского, Александра Кондратьева Григория Курбатова, Ивана Лошкова были почитаемы и уважаемы горожанами. В 1955 г. открылось новое воинское кладбище для захоронений умерших от ран участников Отечественной войны.

В 1941-1943гг. на городском кладбище были захоронены 12 слушателей курсов военных переводчиков при Военном институте иностранных языков Красной Армии: Галина Камалова, Юрий Середа, Вячеслав Сушко, Жакий Гузий, Зоя Лавренюк, Борис Бохрах, Анатонина Тараканова, Вера Александрова, Ирина Вишнякова, Валентин Петренко, Юрий Колосков, Михаил Печатницкий. В 1957г. в память о них был поставлен небольшой памятник на средства родственников. В 40- годы смотрителями кладбища работали Лукьян Александрович и Михаил Лукьянович Киселевы. Директор кладбища имел весьма своеобразное прозвище -Боборочка. В ведении заведующего городским моргом Сергея Васильевича Козлова находились захоронения граждан, не имевших родственников.

В 1949г. начался новый этап строительства лагерей системы НКВД. Непосредственно в городской черте размещались ЛП-2, 3, 4, 16 управления ДЗ-15 (Соцгород). Места расположения кладбищ при лагерных пунктах до чих не рассекречены. Часть захоронений производилась на городском кладбище.

В 1954г. перед затоплением Ставрополя было решено перенести кладбище в 33 квартал Ставропольского лесничества, де была отведена площадка в 5 гектаров 9перенесли и сторожку, оцененную БТИ в 4,8 тысячи рублей).

Государство выделило средства на перенос захоронений. Невостребованные могилы переносили за государственный счет в братские на границе нового кладбища. Этим занимался контингент ОЛП-2 (начальник майор Кульков). Контроль осуществляли районная и левобережная СЭС. А ре могилы, что находились на горе (ныне территория Портпоселка) так и остались нетронутыми. Последние захоронения старого кладбища усилиями археологов раскапываются и переносятся для захоронения на кладбище вдоль улицы Баныкина. На месте старого кладбища - мемориальный комплекс.

Ставропольские клады

 

За последние 120 лет на территории нашего района строители, рыбаки, вездесущие ребятишки и просто случайные люди обнаружили десятки кубышек с монетными кладами. Как и когда они попали в землю?

Основу кладоискательства в России заложил еще Иван Грозный, открывший клад в Новгородском Софийском соборе. С тех пор в русском народе стало ходить много легенд и преданий о кладах. В Поволжье, где буйствовала казацкая вольница, разбойники прятали награбленное, отсюда появились легенды о кладах Разина и Кудеяра.

Свод Законов Российской империи определял клад как «сокрытое в земле сокровище». Клад мог быть спрятан в стене дома или в какой-нибудь вещи. Их зарывали специально от пожара, от лихих людей, а часто и сами лихоимцы. Опытный торговец впрок запрятывал в землю деньги, не участвующие в торговом обороте. Изготавливались кубышки для тайного хранения денег, а строители делали в домах специальные тайники. Размеры клада зависели от материального благополучия владельца. Если накопление шло много лет, то получался клад длительного накопления, монеты в нем разделялись десятками лет. В том случае, если торговец или помещик получал большой капитал от разовой сделки (продажи имения, удачной игры) получался клад краткого накопления. По русским народным поверьям для открытия и завладения кладом нужно было отслужить молебен святому Иоанну новгородскому, открытый клад окропить святой водой. Кладоискатели на Руси имели вызывные книги, содержавшие заклинания, записи и чертежи, составленные по устным преданиям о кладах.

Волга - один из крупнейших речных торговых путей, поэтому ничего удивительного нет в том, что по её берегам попадались и до сих обнаруживают клады монет - свидетельства торговых операций.

Первая находка арабских монет в пределах Ставропольского уезда относится к 1856 г. Тогда обнаружили клад из 90 куфических дирхемов (монеты Тагиридов, Саффаридов, Саманидов). Специалисты датировали эту находку 895-935 годами. Клад передали Павлу Степановичу Савельеву - известному археологу, члену нумизматическо-археологического общества, автору топографии монетных кладов России, совершившему ряд открытий по золотоордынской нумизматике.

По законам Российской империи, найденный в земле клад принадлежал владельцу земли. Закон не возбранял частным лицам производить на своих землях археологические исследования и продавать найденные предметы. В те годы научный интерес представляли только античные и средневековые монеты (до XIII в.). Из найденных монетных кладов, как правило, выбирались редкие и наиболее хорошо сохранившиеся монеты для систематической коллекции частных лиц и немногочисленных в те годы музеев. Монетные клады нового времени не интересовали научные учреждения и государство. Самая крупная археологическая коллекция принадлежала ставропольской помещице Софье Александровне Перси-Френч рожденной Киндяковой, имевшей поместье в Киндяковке. Софья и Роберт Перси-Френч на свои средства производили археологические раскопки в пределах губернии, большая часть их коллекции перешла после 1917 г. в собственность государства.

В 1890 г. в селе Мусорка в осыпи берега реки Ташолка рыбаки нашли денежно-вещевой клад. Позднее нумизматы датировали находку X веком. Клад состоял из железного боевого топорика и 45 куфических дирхемов Саманидов, Бувейгидов, Зийяридов, Салларидов. Клад передали в Эрмитаж. Хронологические рамки изготовления вещей и монет этого клада - 930-989 гг. Описание его вошло в несколько научных монографий. В отчете Археографической комиссии за 1893 г. читаем: в селе Рождествено Ставропольского уезда случайно обнаружен клад. Он состоит из 12 медных котлов и других бытовых предметов X века. В 1894г. у села Бряндино Ставропольского уезда крестьянка Мария Михайловна Баканова во дворе у погреба нашла клад из 283 серебряных русских копеек XYII века. Клад был передан в Императорскую археологическую комиссию (председатель граф Алексей Александрович Бобринский), Баканова получила вознаграждение четыре рубля серебром. В 1898 г. в пределах нашего уезда рабочие на постройке плотины раскопали большой клад медных чеканных изделий.

1908 год. Село Александровка Рязановской волости. Лемех крестьянского плуга при запашке удельного надела разбил глиняную корчагу с огромным количеством русских серебряных монет начала XIX века.

В средние века усилилось значение Волжского торгового пути, поэтому в кладах присутствуют восточные и западные монеты, появились свои, волжского происхождения. Знаменитый винновский денежно-вещевой клад найден близ села в 1908 г. рабочими алебастрового завода при раскопке камня для добычи алебастра. Монеты определял Алексей Константинович Марков, хранитель императорского Эрмитажа по восточным монетам. Клад купил граф Платон Валерьянович Зубов, местный землевладелец, помещик и известный коллекционер. Клад состоял из обломков широкого серебряного браслета с выпуклыми украшениями, унизанными кружочками из скани, и 416 джучидских серебряных монет (Джанибека, Абдуллаха, Мухаммед-Булака, Тохтамыша, Бек-Пулада, Тимура и Мурада)

XIY века).

В 1911 г. в селе Белозерки Ставропольского уезда на кладбище при рытье могилы обнаружили сундучок с кладом русских и западноевропейских серебряных монет XYIII-XIX веков.

В отчете Археографической комиссии за 1912 г. сообщается о кладе из 449 русских серебряных медных монет XYIII века. Об этой находке заявили крестьяне села Красный Яр старосте Крестовогородищенского волостного правления Ставропольского уезда.

В 1917 г. «Известия Археографической комиссии» сообщили о том, что на общественной земле был открыт клад из серебряных слитков и 941 арабской монеты. Находку сельское продало местному помещику.

В начале позапрошлого века в Ставрополе обрушился берег Воложки вместе с домами, стоявшими на улице Миллионной. В песчаной осыпи стояло несколько медных кувшинов, наполненных мелкими серебряными монетами. По преданиям, этот клад зарыл кто-то из местных купцов при возникшей угрозе захвата Ставрополя пугачевцами. О находке было заявлено в городскую управу. Клад описали и продали. Вырученные деньги пошли в пользу городского общества.

Революция и гражданская война заставили людей спасать от разграбления нажитое добро.

В 1918 г. погиб церковный староста Троицкого собора Масленников, закопавший в подполе своего дома церковную казну, чтобы не разграбили красные и белочехи.

Несколько состоятельных дворянских и купеческих семей выехало из Ставрополя в 1917-1918 гг. При национализации их домов там расселяли руководителей местных органов власти. Произведения искусства, ценности, найденные в тайниках этих зданий, перешли в руки новых владельцев. К примеру, были заселены дома Н.А. Климушина на Полевой, Апаковской и Казанской, А.И. Борисова на Базарной площади. В тревожные дни крестьянского восстания 1919 года от грабежа не был застрахован никто. Поэтому многие спрятанные тогда ценности остались в тайниках, а владельцы погибли. И вполне возможно, мы еще узнаем о них.

В наши дни поиск кладов - дело ученых-археологов. Летом 1984 г. экспедицией КГУ при раскопках кармалинского городища близ села Кармалы Ставропольского района на хозяйственной ямы был найден клад. Он состоял из свертка золотой фольги, серебряного наконечника ремня, серебряной шейной гривны и 7 сасанидских монет. Происхождение клада относят к именьковской культуре. В 1983 г. во время разведки на правом берегу Волги у села Лбище Ставропольского района найдена джучидская монета конца XIII века.

Клады хранят свои тайны. И ждут тех, кто их отыщет.

Ставропольские тюрьмы

 

Тюремный замок в Ставрополе появился после закладки крепости в 1740 г. А еще спустя три года о нем доносили: «В казарме теснота превеликая, крыша ветхая, грозит обрушиться, подаяние арестантам не выдается особо, а зачитается в кормовую дачу, отчего при существующей дороговизне арестанты несут крайний недостаток в пище».

Первым комендантом города Ставрополя, получившим высшую полицейскую власть, в 1745 г. стал премьер-майор Григорий Львович Останков, бывший также председателем калмыцкого суда. Этот суд решал все дела, кроме убийств и разбоев. Среди калмыков постепенно вводились русские обычаи прав и порядков. Калмыков, виновных в убийстве, подвергали наказанию по русским законам, в том же время предоставляя их владельцам право наказывать виновного плетьми. Согласно определению Верховного кабинета Сената от 04.02.1736г. «калмыки,   которые в улусах учиняли убийство или иное какое злодейство» освобождались от тюремного заключения и других уголовных наказаний, если по совершении преступления они принимали крещение. Уездный прокурор отвечал за прокормление под стражей содержавшихся и «чтобы дела сих людей скорее решение получали».

Тюрьма стояла на углу улиц Соборной и Казанской. Вторая тюрьма, следственная, находилась на Базарной площади. В 18 веке оба здания были одноэтажными и деревянными. В 1863-1864 гг. построили каменный двухэтажный тюремный замок по типовому проекту, утвержденному городской думой, в центре города, следственная тюрьма осталась деревянной.

«Устав содержавшихся под стражей» (1895 г.) предписывал содержать мужчин отдельно от женщин, несовершеннолетних - от взрослых, дворян, чиновников, разночинцев - от людей низшего сословия, подследственных - от подсудимых. Тюремный замок входил в число учреждений Министерства внутренних дел. Смотритель замка коллежский асессор Николай Яковлевич Громов, был членом уездного комитета попечительства о тюрьмах, в состав которого входили уездный предводитель дворянства, исправник, товарищ прокурора, уездный врач, член окружного суда, воинский начальник, председатель земской управы, городской судья, городской голова, протоиерей.

В 1865 г. в Ставрополе появились арестантские роты, созданные с целью сокращения расходов по пересылке арестантов в Сибирь и для гражданского строительства в городе с использованием подневольного дешевого арестантского труда. В них попадали все приговоренные к ссылке. В Ставрополе арестанты мостили Базарную площадь, рыли сточные канавы, сооружали переправу через Волгу, укрепляли берег. В 1785 г. в городскую роспись впервые внесли суммы, необходимые на содержание колодников.

С 1810 г. наша тюрьма перешла в подчинение департамента полиции. Уездное полицейское управление состояло из уездного исправника (коллежский советник Николай Михайлович Шишкин), помощника исправника, поверенного заседателя, секретаря и трех приставов, а также полицейского надзирателя Ставрополя (титулярный советник Николай Гаврилович Созин). Действовавшие в нашей губернии «Инструкция об управлении арестными домами в Самарской губернии» и «Инструкция уездной полицейской стражи» регламентировали работу уездного тюремного комитета, в распоряжении которого были денежные суммы, поступавшие из казны на обеспечение арестантов продовольствием, одеждой, их лечение и содержание тюремного персонала.

Статистика преступлений показывает, что в 19 веке за год в нашем уезде совершалось до 70 преступлений, из них против веры - 4, против порядка управления - 2, хищений из казны - 9, убийств - 2, воровства - 10, против чести и целомудрия женщины - 4 и так далее.

Вот несколько судебных дел. В 1852 г. (смотритель тюрьмы Лукин Александр Иванович) крестьяне помещицы Мосоловой (с. Средняя Бесовка) убили и ограбили своего односельчанина Николая Данилова, ехавшего брать в аренду землю в с. Средний Сантемир. Виновных приговорили к тюремному заключению.

Крестьянин с. Васильевка И. Иванов обвинялся в изнасиловании своей снохи Домны Ивановой. Следствие показало, что женщина была легкого поведения и пыталась таким образом наказать свекра, обвинявшего её в распутстве.

Крестьянка с. Новый Буян Федосья Кириллова пыталась отравить соком чемерицы (содержит алколоид вератрин) бессрочно отпускного рядового Афанасия Алексеева, который избивал её. Следствие показало, что солдатка пыталась таким образом приворожить охладевшего к ней сожителя. Кириллову осудили к пребыванию в Симбирском женском монастыре на 10 лет. Органы Министерства юстиции в городе представляли три судебных следователя, нотариус, прокурор, три мировых судьи, городской судья, уездный член окружного суда по Ставропольскому участку, присяжные поверенные и частные поверенные.

Часть расходов по содержанию тюремного замка несло уездное земство, в том числе оплачивавшее прогонные чинам корпуса жандармов для преследования убийц, судебным следователям (3200 рублей). Земство содержало 4 арестных помещения, заключенных и охрану (3700 рублей) оплачивало этапные перевозки заключенных, жалованье прислуге и охране (900 рублей). Дневной рацион заключенного составлял 2,5 фунта черного хлеба, щи (четверть кружки вареной капусты и 6 золотников соли), столько же растительного масла, мяса в праздники полагалось по фунту на человека. Арестантам выдавали казенное постельное белье, порты и рубаху. Таким образом, в год земство расходовало по этой статье 4477 рублей. В 1884 г. (смотритель замка Василий Иванович Рачков) при тюрьме построили больничный корпус для арестантов, в 1887 г. провели освещение вдоль ограды, а в 1912 г. (смотритель Михаил Семенович Львов, с 1913 г. - Александр Федорович Кузьмин)выделили средства на ремонт тюремного амбара, палисада, ограды. Содержавшиеся в этапной тюрьме каторжане проходили через Ставрополь этапом. Политические ссыльные проживали в отдельном поселении на окраине города Ставрополя и подлежали надзору исправника и начальника уездного жандармского управления. В конце 90- годов 19 в. впервые в истории Ставрополя в тюремном замке содержался городской голов Петр Цезарев, обвиненный в умышленном уничтожении документов городской управы, погибших при пожаре в корпусе городских учреждений. После проведенного следствия городской голова был оправдан уездным судом

В первые годы советской власти порядки и условия содержания заключенных остались без изменений: общее число арестантов 60-65 человек, размещавшихся в трех камерах, рассчитанных на 30 человек. Камеры в санитарном отношении содержались удовлетворительно, на прогулки заключенных выводили два раза в день, врач освидетельствовал их два раза в неделю, обеды доставляли из советской столовой, библиотеки в арестном доме не было. Охрану вооружили двумя винтовкам и системы «ГРА» и «Бердана», на всех выдали 25 патронов. А вот приговоры в 1918 -1919 г. приводились в исполнение в подвале ставропольской тюрьмы. Этим же подвалом пользовались каппелевцы во время оккупации Ставрополя в июне-октябре 1918 г. Контрразведчики, которыми командовал ставропольский дворянин Константин Архипович Падчин, входившие в состав 9-го Ставропольского пехотного полка, содержали в арестном доме работников горисполкома и уисполкома А.М. Соколова-Соловьева, В.Г Григорьева, А.Э. Макарова, В.Д. Дмитриева, И.Н. Гребенькова, В.Г. Данилова, П.С. Шлютова, Н.Н. Теплякова, Т.П. Куща. После подавления в марте 1919 г. «чапанного» восстания обе ставропольские тюрьмы переполнили арестованные участники мятежа. Крестьян, осужденных военным трибуналом, пороли шомполами в тюремном подвале. В год спустя в эту же тюрьму попал осужденный военным трибуналом Южной группы войск Восточного фронта И.Н. Шевердин, командовавший в 1919 г. группой войск, подавлявшей крестьянское чапанное восстание. Иван Николаевич был обвинен в злоупотреблении властью и расстрелян. В числе арестантов в начале 20-х годов были лица, осужденные городскими участковыми народными судами за убийства, а также дезертиры, самогонщики, контрреволюционеры, спекулянты. Случались и побеги из арестного дома. В 1922 г. бежал Нурдин Салаутдинов, его арестовали при подготовке побега; Назарова Прасковья, арестованная после побега по пути в Сенгилей; Аленин Иван Степанович, обвинявшийся в убийстве жены. В 1929 г. из этапной тюрьмы пытались совершить побег 13 арестантов, которых захватили при рытье подкопа под стену (один из заключенных донес на подельщиков начальнику тюрьмы Дроздову). В 1930 г. при задержании бежавший заключенный Гадаков ранил милиционера Ласточкина. Арестованных отправляли этапом в Самару пароходами «Власть Советов» и «Кольцов». На 65 арестантов приходилось 11 человек охраны и обслуги (оклад заведующего 2362 рубля, милиционера - 1837 рублей).

В начале 30-х годов арестованных стали отправлять в Самару и Сызрань, а тюрьму отдали под детский сад.

Барклаи в Ставрополе.

Ярким летним днем 1891 г. под торжественное пение хора в Троицком соборе Ставрополя венчались  коллежский асессор Иван Егорович Жуковский и дочь ставропольского уездного воинского начальника генерал-майора Николая Петровича Тычины – Анна Николаевна. Свидетелями по жениху были два офицера – бугурусланский уездный исправник князь Семен Леонтьевич Кугушев,  и штабс-капитан  215-го Бузулукского пехотного полка Валентин Вильгельмович Барклай (1866-1947).

Капитан В.В.Барклай часто бывал в Ставрополе, так как  полк его квартировал в Самаре, а в Ставрополе у него было много друзей: капитан князь С.Л.Кугушев, капитан Александр Львович Георгиевский, лесничий Казимир Фаустинович Заблоцкий, известный адвокат и надворный советник Григорий Тимофеевич Елшин.

В 1905 г. Бузулукский полк отправился на театр военных действий на Дальний Восток. 3 августа 1905 г. в составе отряда генерал-майора Орлова 215-й Бузулукский полк участвовал в бою у янтайских копей. Этот бой решил исход всего Лаоянского сражения. Задача отряда заключалась в охране левого фланга нашей армии,  по прибытии 1-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенанта Штакельберга, отряд Орлова совместно с этим корпусом и при содействии соседних частей, должен был задержать начавшую обходить русских -  армию генерала Куроки и отбросить ее. В тяжелом бою один за другим погибли командиры нескольких рот 215-го Бузулукского полка. Когда был убит командир 5-й роты капитан Чередеев, Валентин Барклай заменил погибшего товарища. Его рота, не выдержав натиска многочисленного противника, отошла с линии огня. 25 августа 1905 г. в сражении под Лаояном Валентин Вильгельмович Барклай был ранен, но остался в строю. По ранению его  демобилизовали.

Во время первой революции 16 июня 1906 г.  в «Самарском курьере» была помещена корреспонденция о волнениях в Бузулукском полку. В 10 часов вечера этого дня толпа человек в 100, среди которых было несколько солдат-артиллеристов, с пением революционных песен подошла к лагерю Бузулукского полка и стала призывать солдат собираться и идти освобождать заключенных. По приказу капитана  В.В.Барклая караульная рота рассеяла толпу.

В 1911 г. В.В. Барклай вышел в отставку и перебрался в Санкт-Петербург.

Родился Валентин Барклай в семье штабс-капитана Вильгельма Ивановича Барклая, который выйдя в отставку, в чине титулярного советника в 1872-1881 г. служил приставом в Бугуруслане, Сергиевске, Кинель-Черкасах и Самаре, а затем – в 1884-1888 г. - членом торговой полиции в Вильно, где его семья жила в доме Владимирова по Александровскому проспекту. Старший брат Валентина Вильгельмовича Барклая был земским фельдшером в селе Кошки Самарского уезда и вышел в отставку в 1876 г. Его младший брат - коллежский регистратор Болеслав Вильгельмович Барклай служил лесным ревизором  Витебского губернского лесоохранительного комитета в 1895 г.

Дед В.В.Барклая – Иван Барклай, подпоручик 54-го Минского  пехотного полка,  в 1814 г. участвовал во взятии Парижа, с 1825 г. служил в  комиссариатском департаменте Главного штаба. Его прадед – капитан инженерного  корпуса Иоганн Баркли в 1796 г. руководил в Санкт-Петербурге строительством  таможенной гавани.

Бюргерская немецкая ганзейская семья де Толли, является  ответвлением старинного дворянского шотландского рода Барклай с норманнскими корнями.

Итак, в 1911 г. В.В.Барклай с женой Людмилой Александровной поселился в скромной квартирке дома № 11 на 5-й Рождественской, в Петербурге. Он поступил на службу в Императорский институт экспериментальной медицины, попечителем которого был принц А.П. Ольденбургский, верховный начальник санитарной и эвакуационной части. В 1913-1917 г. В.В.Барклай заведует отделением лаборатории по изучению чумы в этом институте. В 1914 г. Барклаи перебрались в дом 24 на Кирочную,  поближе к месту службы. Валентин Вильгельмович в 1911-1917 г.  возглавлял экспедиции на вспышки чумы в калмыцкие степи Астраханской губернии. Перед нами документ: письмо за август 1913 г. окружного  инженера Астраханско-Саратовского горного округа Министерства торговли и промышленности Н.Б.Петрова о снабжении медикаментами по оптовым ценам членов эпидемиологической экспедиции В.В. Барклая на Владимирской соляной пристани. Опасная работа эпидемиологов была связана с огромным риском.

В Петербурге исследования перенесли в специально созданную на форту «Александр I» лабораторию, с более высоким уровнем биобезопасности (ее полное название «Особая лаборатория ИИЭМ по заготовлению противобубонночумных препаратов в форте «Александр I»). Одним из основных направлений работ лаборатории было экспериментальное моделирование механизмов заражения людей во время вспышек легочной чумы. Проводя эти эксперименты, русские ученые платили своими жизнями.  В одной из экспедиций погиб от заражения чумой сын-подросток Валентина Вильгельмовича Барклая – Борис. После смерти сына в 1914 г. Людмила  и Валентин Барклаи развелись. Людмила Александровна осталась жить с дочерьми Людмилой и Ольгой в Петрограде, зарабатывая на жизнь работой массажистки.

Развитие бактериальных средств поражения в годы  Первой мировой войны происходило на фоне триумфа химического оружия. В 1915 г. Германия начала осуществлять бактериологические диверсии против своих противников на Восточном и Западном фронтах.

В 1922-1927 г. Валентин Барклай работал заместителем заведующего гистологической кафедрой Астраханского медицинского института доктора.

В.Н. Лозанова. В 1928 г. В.В.Барклай перебрался в Лабинск. Семья Анастасии Семеновны и Валентина Вильгельмовича Барклаев кочевала с одной квартиры на другую, не имея собственного дома, глава семьи вел частную врачебную практику. 

После освобождения Лабинска, в 1944 г. доктор В.В. Барклай служил на госмаслозаводе № 5, спасая троих детей полученным по карточкам соевым молоком. Он был дружен со своим коллегой доктором Шабановым. В его кабинете на стене висел вышитый портрет командующего армией в  Отечественной войне 1812 г. – военного министра князя Михаила Богдановича Барклая де Толли. Авиационная бомба попала прямо в дом доктора В.В.Барклая, начался пожар, большая часть имущества и бесценных документов погибла в огне. Но семья не пострадала. Скончался доктор В.В. Барклай 25 марта 1947 г. и похоронен на городском кладбище в Лабинске.

 

нач. отдела Н.Г. Лобанова, 2013

Сестры Бенкендорф в Ставрополе.

 

Третья  ветвь рода Бенкендорф  (московские Бенкендорфы) происходит от младшего сына Ивана Ивановича Бенкендорфа  - Иоганна  (1763-1841).  Его  брат Александр Иванович Бенкендорф  (1800-1873), русский посол в Лондоне,  женился на Елизавете Александровне Черновой. В 1859 г. он купил нефтяные промыслы  на Апшеронском полуострове близ Баку, основал нефтяную компанию «Бенкендорф и  К°».

 В 1870-80-х гг. добыча нефти на его промысле выросла более чем в 100 раз.

 Сёла Суходол, деревни  Табурное и Прудищи Ставропольского уезда Самарской губернии принадлежали сестрам Павле и Елизавете фон Бенкендорф, дочерям Михаила (1840-1904) -  сына Александра Ивановича Бенкендорфа (1800-1873). Александр Иванович – двоюродный брат шефа жандармов графа Александра Христофоровича фон Бенкендорфа. Остается добавить, что в весной1803 гг. А.Х. Бенкендорф  в составе секретной экспедиции генерала Е.М. Спренгтпортена по пути на Кавказ проезжал через Симбирск и Ставрополь.

 Михаил Александрович Бенкендорф был женат на Павле  Михайловне Клевцовой и имел от нее сына Александра (1868-1919) и дочерей Екатерину, Павлу и Елизавету.  Михаил Александрович  окончил Императорское училище правоведения, математический факультет Новороссийского университета (Одесса). Михаил Бенкендорф  основал в Баку в  1884 г. «Товарищество на доверии в составе  «Торгового дома Бенкендорф и К»,  владевшего  бакинскими нефтепромыслами. Михаил Бенкендорф был самым крупным бакинским нефтепромышленником, миллионером, он имел  участки в Балаханах, Сабунчах, Романах, Сураханах и других районах Апшерона, в Нефтечале. Один только нефтеносный участок на балаханской площадке, принадлежавший М.А. Бенкендорфу и П.П. Муромцеву, стоил 103 миллиона золотых рублей.  С  1873 г. Михаил Александрович Бенкендорф - член  совета директоров торгового дома. В 1883 г. с разрешения высшего кавказского начальства была создана на балахано-сабунчинской площади самостоятельная административная единица с самоуправлением под названием «Союз нефтепромышленников». В 1884 г. состоялся первый съезд Союза, в работе которого участвовал  Александр  Михайлович Бенкендорф. Он сделал доклад  «О мерах к улучшению жилищ служащих и рабочих на  Бакинских  нефтяных промыслах».

 Он возглавил торговый дом после смерти отца. Александр Михайлович Бенкендорф (1868-1919), геолог и нефтепромышленник, инженер-технолог, окончил университеты в Берне и Нойбурге. А.М. Бенкендорф был изобретателем. В 1899 г. инженер В. Н. Делов вместе с А.М. Бенкендорфом взяли патент за № 2370 на изобретенный ими электробур на канате.  В 1900 г.  на территории 101 участка поселка Сабунчи Балахано-Сабунчинского района города Баку на базе небольших мастерских, бывшей нефтяной фирмы «Бенкендорф и К°» был основан машиностроительный завод, который сейчас называется «Бакинский Рабочий» и  входит в государственный концерн «Азнефтхиммаш».   

 В 1912 г. на выборах в IY Государственную Думу в Баку А.М. Бенкендорф возглавлял свободомыслящих прогрессистов.  А. М. Бенкендорф  выдвинул условие об изменении ортодоксальной монархистско-черносотенной позиции правых и отказа их от отдельного списка и, не получив надлежащих гарантий, также отказался от сотрудничества с местной многочисленной курией молокан. Женился Александр Михайлович на графине Софье Васильевне Мышецкой (1909-1991), у них была дочь Екатерина. Их потомки живут в Германии, Бельгии и Нидерландах.

 Жена М.А. Бенкендорфа - Павла Михайловна Клевцова-Бенкендорф – товарищ председателя правления  «Торгового дома Бенкендорф и К»  (1884)  отказалась от должности в пользу своей дочери Павлы Михайловны. Вторая ее дочь  Елизавета Михайловна Бенкендорф унаследовала открытое 4 июля 1885 г. «Товарищество на доверии»  в составе  того же торгового дома.

 Евангелическо-лютеранское общество бакинских немцев имело свой   дом рядом с вокзалом, где располагался и молитвенный зал. Православный немец М.А. Бенкендорф организовывал удивительно красивое празднование Пасхи на своем промысле.

 В 1898 г. в Поволжье из-за засухи случился неурожай. От катастрофического голода пострадали восточные области черноземной зоны - 20 губерний с 40-миллионным крестьянским населением. За голодом в 1898 г. последовала эпидемия холеры.

 В Ставропольском уезде был создан дворянский  кружок во главе  с земским врачом Иваном Гавриловичем  Хлебниковым, для оказания помощи детям крестьян Самарской губернии, пострадавшим от неурожая 1898 г.

 Из ставропольского дворянства в кружке состояли супруги Тресвятские, Муриновы, Хлебниковы, Каржавины, Лобковы. Кружок организовывал больницы, столовые для детей и склады семенного зерна для безвозмездной раздачи крестьянам. Эта помощь оказывалась в дополнение к помощи уездного земства. Сестры Павла и Елизавета Бенкендорф в своих селах Суходол, Табурное, Прудищи на свои средства открыли столовые и фельдшерский пункт. Павле Михайловне и Елизавете Михайловне Бенкендорф помогал медик  Д.А. Калачевский. Только за год сестры Бенкендорф в своих столовых выдали бесплатно крестьянским детям больше 100 тысяч обедов. В их столовых питались 1100 голодавших детей в течение двух лет. В Суходоле на средства сестер Бенкендорф открылась больница для голодающих на 50 коек. Сестры из своих средств выплачивали жалованье медперсоналу, оплачивали содержание здания и медикаментов, питание и содержание больных.

 Их мать  Павла Михайловна Клевцова-Бенкендорф до февральской революции жила в Одессе  в своем доме в Стурдзовском переулке, 5. Оттуда она уехала в эмиграцию.

 В 1917 г. А.М. Бенкендорф с семьей  уехал из Баку и  жил с семьей  в Москве в гостинице Иоганна Баура в Мытищах. Далее след его теряется. Скончался Александр Михайлович в 1919 г.

 Его сестра Павла Михайловна Бенкендорф в 1904 г. вышла замуж за Джона Веермана и вместе с мужем переехала в Екатеринбург. Молодые жили в своем доме и держали большое молочное производство. В 1905 г. у них родился сын Эрнст. Дальше  история развивалась по канонам детективного жанра.

 26 июня 1921 г. в больнице Ванкувера в Канаде скончался от острой лейкемии Хейно Алексей Таммет-Романов (так было записано в свидетельстве о смерти). Хотя окружающим  он был известен как Эрнст Веерман. Далее - легенда. Считалось, что Джон Веерман подобрал раненного Алексея Романова, который выпал из застрявшей машины. Д. Веерман выходил и усыновил подростка. Сам Эрнст Веерман никогда не делал заявлений, что является наследником русского престола. Но в 1918 г. после гибели семьи императора, по словам Э. Веермана, он   получил   письмо с соболезнованиями от королевы Елизаветы II.  Позднее   его посетил офицер королевской канадской конной полиции сил безопасности, который допрашивали его нескольких часов.

 Судьба Елизаветы Михайловны Бенкендорф после 1917 г. нам не известна.

 

 Нач. отдела Н.Г. Лобанова, 2013

 

Ставропольский доктор Владимир Иванович Равенский.

Владимир Иванович  Равенский  получили высшее образование на медицинском факультете Казанского императорского университета, а его брат Константин Иванович Равенский окончил Казанский ветеринарный  институт.

Владимир Иванович Равенский  родился в 1868 г. в Николаеве Самарской губернии семье уездного врача Ивана Ивановича Равенского (1844-?) и его жены Елены Ивановны, преподавательницы трехклассной женской прогимназии.

Университет Владимир Равенский окончил с отличием в 1901 г. и был приглашен  уездной земской управой на службу в Ставрополь Самарский в 1904 г. Молодой врач пользовался необычайным авторитетом и уважением среди пациентов за внимательное отношение к больным и талант врача. В Ставропольском уезде было пять земских врачей. В.И. Равенский служил с опытным врачами общей практики и хирургами  М.В. Лапковым, Ф.В.Яблонским, С.Н.Поповым, А.И.Глаголевым.

В 1905 г. Владимир Равенский был призван военным ведомством на службу на Дальний Восток, где  шла кровопролитная русско-японская война.

Вот впечатления врача русского полевого госпиталя В.В. Вересаева, записанные после Мукденского боя: «Назавтра под вечер, под проливным дождем, привезли первый транспорт раненых. Промокших, дрожащих и окровавленных, их вынимали из тряских двуколок и переносили в шатры. Наши солдаты, истомившиеся бездельем, работали горячо и радостно. Они любовно поднимали раненых, укладывали в носилки и переносили в шатры.  Внесли солдата, раненного шимозой (снаряд шимозе к 75-мм пушкам); его лицо было, как маска из кровавого мяса, были раздроблены обе руки, обожжено все тело. Стонали раненые в живот. Лежал на соломе молодой солдатик с детским лицом, с перебитою голенью; когда его трогали, он начинал жалобно и капризно плакать, как маленький ребенок. В углу сидел пробитый тремя пулями унтер-офицер; он три дня провалялся в поле, и его только сегодня подобрали. Блестя глазами, унтер-офицер оживленно рассказывал, как их полк шел в атаку на японскую деревню… Сделали две ампутации. У одного артиллериста извлекли из крестца дистанционную трубку шрапнели - широкий медный конус, разбивший крестец и разорвавший прямую кишку. Ночью подошел новый транспорт раненых. Вдали грохотали пушки, темное небо, как зарницами, вспыхивало отсветами от выстрелов. Везде кругом стонали окровавленные, иззябшие люди. Солдат, которому пуля пробила щеки и челюсти, сидел с черною от крови бородой и отхаркивал тянущуюся кровавую слюну. Над головой наклонившегося врача равномерно тряслись скрюченные пальцы дрожащих от боли рук, слышались протяжные всхлипывания… В бараки непрерывно прибывали раненые. Как будто прорвало какую-то плотину. Везли. Шли пешком. Приходили пешком раненые в живот. Во все двери валили люди в окровавленных повязках. В одном из бараков было триста мест, в другом - сто восемьдесят. Теперь в каждый из них набилось больше тысячи раненых. Не хватало не только коек, - давно уж не хватало соломы и циновок, не хватало места под кровлею. Раненые лежали на полу между коек, лежали в проходах и сенях бараков, наполняли разбитые около бараков госпитальные шатры, И все-таки места всем не хватало. Они лежали под открытым небом, под дождем и холодным ветром, окровавленные, трясущиеся и промокшие, и в воздухе стоял какой-то дрожащий, сплошной стон от холода… Однажды в наш госпиталь принесли из соседней деревни несколько тяжело раненных солдат. Раны были ужасны: одному оторвало обе руки, другому разорвало живот, у остальных были перебиты руки и ноги, проломлены головы. Ранены были они вот как: полк пришел с позиции на отдых в деревню; один солдат захватил с собою подобранную на позициях неразорвавшуюся японскую шрапнель; солдаты столпились на дворе фанзы и стали рассматривать снаряд: вертели его, щелкали, начали отвертывать дистанционную трубку. Разумеется, произошел взрыв. Троих убило наповал, одиннадцать тяжело ранило. Пострадало три-четыре солдата, просто шедшие мимо получать у каптенармуса валенки... Погибло полтора десятка человек. Из-за чего? Из-за несчастной случайности?   Нет, это не была несчастная случайность. Если заставить слепых людей бежать по полю, изрытому ямами, то не будет несчастною случайностью, что люди то и дело станут попадать в ямы. Русский же солдат находился именно в подобном положении, и катастрофы были неизбежны». Врач В.И. Равенский за самоотверженный труд в полевом госпитале во время русско-японской военной кампании был пожалован  кавалером ордена святого Станислава 3 степени.

По возвращении с фронта в 1909-1910 г. Владимир Иванович Равенский служил ставропольским городовым врачом. В 1910 г. Надежда Владимировна и Владимир Иванович Равенские перебрались в посад Мелекесс Ставропольского уезда, где Равенскому предоставили большее жалование в земской посадской больнице.

Ставропольская дума предложила врачу повысить  оклад, чтобы он вернулся в Ставрополь, но Равенский остался в Мелекессе. В 1917 г. коллежский асессор В.И. Равенский  вернулся в Ставрополь, где служил в городской больнице.

 

 Нач. отдела Н.Г. Лобанова, 2013

 

 

 

Ставропольские юродивые

Юродивые - в переводе в греческого «простые» - люди, принимавшие на себя из любви к Богу и ближним подвиг христианского благочестия - юродство о Христе. Они не только добровольно отказывались от удобств и благ земной жизни, от родства самого близкого и кровного, но принимали на себя вид безумного человека,  не знающего ни приличия, ни чувства стыда. Эти подвижники не стеснялись говорить правду в глаза сильным мира сего, обличали людей несправедливых, забывающих правду Божию. Юродивые нередко вращались среди людей порочных, отверженных и возвращали их на путь истины и добра.

В старом Ставрополе, как и в других провинциальных городах, церковь была местом, активно формировавшим  общественное сознание. А около церквей всегда  были люди, которые все обо всем знали, разносили молву. Советовали. Предсказывали. Нищие, инвалиды, юродивые. В истории старого Ставрополя сохранилось несколько имен блаженных и юродивых, которые на протяжении многих десятилетий имели особое влияние на ставропольцев. Одного из блаженных, долгое время жившего в Ставропольском уезде, звали Андрей Огородников. Откуда он взялся - никто не знал. Но еще мальчонкой - в семь лет - он стал юродствовать.  Потом ему дали прозвище «блаженный». Часто его можно было видеть стоящим на одном месте и часами смотрящим на один предмет. Рубаху ему шили с карманом на груди, куда клали милостыню, которую блаженный раздавал кому хотел. Нрава он был кроткого, но никто никогда не видел его смеющимся.  Дар прозорливости вызывал доверие к нему людей. Если кому он давал деньги, тот вскоре разживался и богател, а кому предлагал щепку и землю, - тот умирал. Перед переходом дома в чужие руки или перед пожаром приходил он с метлою и начинал мести двор,  и хозяин лишался своей недвижимости.

За особую честь почитали купцы, когда блаженный  брал что-то в лавке, значит, купца ожидает успех в торговле.

Блаженный предупредил воспитанницу княгини Марии Александровны Хованской о грозившей ей смертельной опасности, предсказал внезапную смерть ставропольской дворянки Анны Ивановны Быковой.

Нередко целыми ночами простаивал он возле церкви босиком в сугробе,  и его заставал в этом положении священник местной церкви. Близ домика, в  котором жил блаженный, часто бродила нищая старуха, страдавшая припадками. В бешенстве она кричала, как тяжко ей присутствие блаженного и чтобы ушел он куда-нибудь из дома. Он не внимал этому, иногда он давал ей что поднимет с пола, и она успокаивалась.

Что за качества были у него? Теперь это трудно определить. Но известно, что жил Андрей-блаженный в имении дворян Мельгуновых,  в собственном домике. Его выстроила специально для него Екатерина Мельгунова, она же выделила на его содержание 60  рублей ежегодно до самой его кончины. Умер Андрей в 1841г.  70 лет от роду.

С конца 80-х годов 19 века жил в Ставрополе юродивый  Миша. Он происходил из бедной крестьянской семьи, рано осиротел и жил в городе, в доме старушки, приютившей его.

Юродивый имел от рождения слабое зрение, был подслеповат, но знал грамоту и мог читать на старославянском и немного по-гречески, пел на клиросе прекрасным баритоном

во время служб в Троицком соборе.

Миша вел жизнь юродивого в «великом терпении»: ходил в рубище и всегда босой. Если ему дарили рубашку, он отдавал ее в бедную семью, когда ему давали деньги, он относил их в церковь или раздавал нищим. Юродивый был наделен даром прозорливости, давал толковые советы тем, кто искал у него духовной помощи. На вопросы давал ответ кратко и тихо, наставлял вразумительно.  Юродивый предсказывал внезапную смерть, девушкам называл их будущих, не знакомых пока женихов и мужей. Предсказывал будущую судьбу новорожденного.

В 1940г. юродивый предсказал начало  белофинской военной компании, называя её «завириха» (заваруха). Миша подходил к мужчинам, которые потом погибли на фронте, и прощался с ними. Другим будущим призывникам говорил: «Завириха» идет, холодно на севере, валенки готовь». Дальновидные люди могли видеть в нем под видом юродства чистого душой и умного человека. Однако находились люди, которые считали Мишу  помешанным и  издевались над ним. На их обиды он не обращал  внимания и только молился за оскорбителей. Постоянный пост, труд и молитва были главными в его жизни. Бывая в храме, Миша молился с великим усердием. В январе 1941г. в его предсказаниях появилось следующее: «Беда идет, горе, великое горе. Немец людей  наших побьет несть числа».  Приходя в дом, юродивый ложился, складывал руки и закрывал глаза, как покойник, или дарил хозяйке носовой платок, предвещая смерть. Именно в эти дома годом-двумя позже почтальон приносил «похоронки». Умер Миша в 1949г.

В 70-е годы 20 века в Ташле Ставропольского района в доме псаломщика Николая Былинина жил блаженный Степан Никифоров. Он читал мысли окружающих людей,

 к нему обращались за советом, начиная какое-либо дело. Прикосновение блаженного делало злых мягче и добрее, по молитвам его исцелялись больные. Скончался он в 1984 г.

Уроженка села Хрящевка Пелагея Михайловна Денисова (монахиня Серафима) училась духовной мудрости у Василия Григорьевича Курушина из  Ягодного.  В годы Великой Отечественной войны Пелагея Михайловна после окончания ставропольской школы медсестер была на фронте,  по возвращении в Ставрополь работала по специальности в первой городской больнице, служила  в Казанском молельном доме. Пелагея Михайловна, приняв монашеский постриг, лечила людей, была наделена даром прозорливости, помогала бедным, ухаживала за одинокими стариками. Скончалась в 1991 г.

 

                                                                       Начальник отдела учета и использования  документов АФ РФ   Н.Г.Лобанова, 2014

 

 

 

 

160 лет женскому образованию в Ставрополе-Тольятти

          160 лет назад было положено начало женскому образованию в нашем городе. 29 марта 1859 года в Ставрополе открылось первое учебное заведение для девочек – приходское женское училище.

          К середине XIX века народное образование в уездах, вошедших в 1851 году в состав Самарской губернии, достигло больших успехов, несмотря на сохранявшееся крепостное право. В 1856 году по числу учащейся молодежи губерния входила в первую пятерку: один учащийся приходился на 60 жителей, а число учеников школ превысило 30 тысяч. Но среди них почти не было девушек и женщин. Представители губернской элиты давали образование своим дочерям в нескольких частных учебных заведениях для девочек в Самаре, либо нанимали учителей, в основном из священников и семинаристов. Но для девочек из простых семей даже начальное образование являлось почти недоступной роскошью.

          Положение начало меняться с приходом к власти императора Александра II. Его жена, императрица Мария Александровна, добилась принятия мужем положения об устройстве женских учебных заведений. По всей стране начали открываться женские приходские училища, дававшие начальное образование для дочерей купцов и мещан. В 1858 году такое училище открывается в Самаре. Не желая отставать от губернской столицы, ставропольское городское общество возбудило ходатайство об открытии женского училища в Ставрополе. Усилиями ставропольского предводителя дворянства Л.Б. Тургенева,при поддержке самарского губернатора К.К. Грота, для него был оборудован особый дом, собраны необходимые мебель и утварь. Училище содержалось за счет ставропольцев, плативших добровольный взнос в 15 копеек серебром. Таким образом, собиралось свыше 500 руб. ежегодно.                

          При открытии в ставропольское женское приходское училище были зачислены 22 девочки. Первым директором ставропольского училища стал священник А.Ф. Архангельский. Обращаясь на церемонии открытия к родителям первых учениц, он особо отметил значимость женского образования для воспитания нравственности. «С детьми вашими, – сказал Архангельский, – здесь будут заниматься не тщеславной внешностью и не излишними каким-либо для вашего быта предметами, но будут учить их общечеловеческим познаниям и правилам добра и истины, внушая притом, что всякий труд, к какому каждое семейство призвано своим положением в свете, похвален; а такое учение послужит женщине верным залогом благополучной жизни, как ей самой, так для мужа и детей».

          Очень быстро число учениц стало увеличиваться: горожане стремились давать образование не только сыновьям, но и дочерям. Ставропольское женское приходское училище стало одним из первых очагов образования и культуры в нашем городе.    

 

Д.В. Янчарук, к.и.н., ведущий специалист управления по делам архивов

2019

К 170-летию вхождения Ставрополя в состав Самарской губернии

          В январе 2021 г. исполнилось 170 лет со дня учреждения Самарской губернии (1851 г.). Новая губерния создавалась для повышения оперативности и качества управления землями по левому берегу Волги, которые активно колонизировались с конца XVIII века. В составе губернии было передано или вновь организовано семь уездов. Одним из них стал Ставропольский уезд.   

          В первые 100 с небольшим лет истории, до вхождения в состав Самарской губернии, уездный город Ставрополь часто менял свою административную принадлежность. Первые пять лет, со времени основания в 1737 г. и до 1742 г., Ставрополь находился в прямом подчинении коллегии иностранных дел, которая отвечала за обустройство крещеных калмыков на землях Среднего Поволжья. С 1742 г., когда из крещеных калмыков было сформировано Ставропольское калмыцкое войско, ставропольское «ведомство» в военно-административном и судебном отношениях было передано в подчинение оренбургскому военному губернатору. Губернатор И. И. Неплюев в 1744 г. подготовил правила содержания и управления Ставропольской крепостью и поселенных при ней калмыках. Согласно правилам, за крещеными калмыками сохранялось самоуправление во внутренних делах и собственный судебно-административный орган – калмыцкий суд «зарго». Земли Ставропольского калмыцкого войска составляли отдельную провинцию. В 1764 г. калмыцкое самоуправление было ликвидировано. В городе было учреждено прямое комендантское управление. В 1770 г. Ставрополь вместе с уездом перешел в полное подчинение оренбургскому военному губернатору. В 1781 г. его причислили к Симбирской губернии, в составе которой он находился до учреждения Самарской губернии в 1851 г.

         40-е гг. XIX в. стали для Ставрополя временем больших перемен. В 1842 г. Ставропольское калмыцкое войско было расформировано, а калмыки переведены на восток Оренбургской губернии, для охраны степного пограничья. Город потерял значение военной крепости и значительные денежные средства, выделявшиеся на содержание калмыков. Обширные земли вокруг Ставрополя, оставшиеся от войска, передавались для колонизации крестьянам из центральных и черноземных губерний России. 

         Утратив статус военной крепости, Ставрополь превратился в небольшой провинциальный городок на Волге. В начале 50-х гг. XIX в. Ставрополе насчитывалось 4724 жителя, в том числе 2582 мужчины и 2142 женщины. Большинство из них причислялось к мещанству: 1586 мужчин и 1603 женщины. К купечеству относилось 203 человека. Большинство купцов входили в низшую третью гильдию и занимались мелочной торговлей. Торговля шла в 48 лавках, из которых 21 лавка была каменная, а 27 – деревянных. Она была незначительной и ограничивалась местными потребностями. Раз в году, в июле, проводилась ярмарка, на которую собирались жители уезда. Город жил очень небогато, показателем чего являлась его застройка. Каменных домов в Ставрополе было всего три, зато деревянных – 634.

        Резко ухудшил положение ставропольчан большой пожар лета 1851 г., когда часть города сгорела дотла. Убытки превысили 12 тыс. рублей серебром. Между оренбургским и самарским губернаторами завязалась переписка о возможности переселить ставропольчан в Мелекесс (ныне – Димитровград), чтобы не тратиться на восстановление города. Самарский губернатор С. Г. Волховский по такому случаю предложил переименовать Мелекесс в «Новый Ставрополь». Однако стоимость переноса, со строительством новых государственных учреждений, в оценили от 40 до 50 тыс. руб. серебром. Ни в губернском, ни в центральном бюджете таких средств не нашлось.

          Поэтому одной из первоочередных задач руководства новой Самарской губернии стало восстановление Ставрополя после пожара. Для этой цели губернские власти несколько лет выделяли денежные средства из запасных капиталов губернии. Так, создание губернии буквально поспособствовало возрождению из пепла нашего города.           

 

Источники: Самарское Поволжье с древности до конца XIX в. Сборник документов и материалов. / Ред. Дубман Э. Л., Смирнов Ю. Н. – Самара, 2000; Ставрополь – Тольятти в документах и материалах (XVI – начало XX вв.) / Отв. ред. Янчарук Д. В. – Тольятти, 2016.  

 

Янчарук Д.В.,

ведущий специалист управления по делам архивов,

2021

 

К вопросу о "луковом городке"

"Луковый городок" - один из исторических мифов про Ставрополь. Это миф о том, что столетие назад он был отсталым и захолустным городком, жители которого существовали в основном за счет сельского хозяйства. Однако документы говорят о другом - Ставрополь никогда не был "луковым" городком. Ни в XVIII, ни в XIX, ни в начале XX века.

Первые 105 лет своей истории он являлся типичным военным городком, в котором размещался штаб войска крещеных калмыков.

На рубеже XIX - XX веков город превращается в важнейший в Поволжье центр туризма и реабилитации больных бронхолегочными заболеваниями и сахарным диабетом. Сюда на поправку здоровья кумысом ежегодно съезжалось несколько тысяч человек со всех концов Российской империи: от Варшавы до Сахалина. Одни только курортники оставляли в Ставрополе сотни тысяч золотых рублей ежегодно. Никакая торговля луком или арбузами даже близко не приносила городу таких денег.

А ведь горожане еще вели оптовую торговлю зерном, скупаемым в уезде, волжской рыбой, строевым лесом, росшим вокруг Ставрополя. С 70-х годов XIX века Ставропольская городская дума приняла целый комплекс мер по развитию в окрестностях города садоводства. Спустя полвека, в 1920-е гг., вокруг Ставрополя имелось несколько десятков садов, уходивших в сторону Ягодного. В садах во вполне промышленных масштабах выращивались яблоки, которыми торговали горожане.

Разумеется, ставропольцы также занимались огородничеством, выращивали арбузы, картофель и лук, в том числе. Но выращивали они их по большей части для внутреннего потребления, а не для продажи, разве что тем же курортникам, которых кормили. В Центральном государственном архиве Самарской области имеются статистические ведомости о торговле на двух ежегодных ярмарках Ставрополя в начале XX века. Они опубликованы в сборнике документов "Ставрополь-Тольятти в документах и материалах", который в 2016 году издало Управление по делам архивов. В ведомостях, в числе прочего, указаны основные предметы торговли. Лук и арбузы там нигде даже не поименованы.

Уже к концу XIX века сельским хозяйством занималось меньшинство взрослого населения города. А первая советская перепись населения, проводившаяся в 1920 году, показала, что сельским хозяйством занималось не больше трети взрослых ставропольцев. У остальных двух третей были вполне себе городские занятия, с выращиванием лука никак не связанные.

Исторический миф о том, что в дореволюционном Ставрополе проживали "арбузники" и "лушники", был запущен в средства массовой информации и в сознание тольяттинцев в 1990-е годы профессором политехнического института В.А. Овсянниковым. В своих выводах Валентин Александрович, вероятнее всего, опирался на сведения, содержащиеся в путеводителях и географических справочниках XIX века. Про то, что вокруг города выращивали лук и арбузы, ему могли рассказывать и коренные ставропольцы, которых довольно много жило в Тольятти еще в конце XX века. Но эти промыслы никогда не являлись для Ставрополя "градообразующими" и серьезно влияющими на его социально-экономический облик. Да, собственно, подобного не утверждал и сам профессор Овсянников, заявлявший лишь о том, что вокруг города хорошо урождались арбузы и лук, поэтому ставропольцы занимались их выращиваем, в том числе и на продажу.

Однако миф про "луковый" Ставрополь все еще живет. Историками города предстоит большая просветительская работа, чтобы исторические мифы о Ставрополе-Тольятти не кочевали из статьи в статью, от мероприятия к мероприятию. Тольяттинцы должны знать, какой достойной и замечательной была подлинная история родного города.

 

Янчарук Д.В., к.и.н., ведущий специалист

управления по делам архивов администрации г.о. Тольятти,

2024 г.

Земский суд накануне реформы. К 160-летию судебной реформы Александра II

160 лет прошло c момента проведения судебной реформы. Однако о ней вспоминают до сих пор. Почему она стала значимым явлением жизни России, и какие судебные дела рассматривались в Ставрополе 19 века, в интервью корреспонденту молодёжного медиахолдинга «Есть talk!» рассказал Дмитрий Янчарук, к.и.н., ведущий специалист управления по делам архивов. 

– Мы с вами будем говорить о том периоде, когда наш город назывался Ставрополем. Напомню слушателям, что Тольятти он стал лишь 60 лет назад. Дмитрий Викторович, сначала я хочу получить ответ на вопрос, как же всё-таки в официальных документах писали название того населённого пункта, который чаще всего именуют Ставрополем-на-Волге? Я слышал, что предлог с названием реки добавили, чтобы не путать наш Ставрополь с тем, который на юге. Что из-за двух идентичных по звучанию географических объектов порой даже машинисты поездов ошибались и приезжали не в тот Ставрополь. Так ли это на самом деле?

– Да, действительно до 1964 года город носил исключительно название Ставрополь. Все остальные приписки, связанные с его местоположением, чтобы отделять Ставрополь самарский (Ставрополь-на-Волге) от Ставрополя кавказского (ныне это столица Ставропольского края) появились с конца XIX века.

Дело всё в том, что и тот Ставрополь – Кавказский, и наш Ставрополь – Самарский становились курортными городами, сюда приезжало много курортников. У нас на 6 тысяч населения города было примерно четыре-пять тысяч курортников к тому времени. Вместе с курортниками появилась большая корреспонденция и, соответственно, почта иной раз, что называется, давала маху. Корреспонденцию, которая предназначалась для Кавказа, отправляли к нам в Ставрополь и наоборот. А поскольку среди курортников были люди довольно небедные, их это, скорее всего, немножечко задевало, поэтому сперва почта ввела такое неофициальное дополнение: Ставрополь-Самарский и Ставрополь-Кавказский, а потом и многие коммерческие фирмы. Когда началась революция и к власти пришли большевики, был период гражданской войны – это 1918–1920 годы, когда отдельные советские организации, отделы, подразделения нашей, уже советской, исполнительной власти тоже делали приписку для удобства почты: Ставрополь - Самарский или Ставрополь-на-Волге. Гражданская война прошла - и вновь у нас в документообороте везде название города звучит исключительно Ставрополь.

 Эта приписка «Ставрополь - Самарский» или «Ставрополь - Кавказский» носила неофициальный или, может быть, в отдельные годы полуофициальный характер, но до 1964 года наш город официально назывался исключительно Ставрополь.

– В нашем диалоге мы будем произносить слово «Ставрополь», подразумевая предшественника Тольятти – Ставрополь-на-Волге. Всё верно?

– Да.

 – Итак, мы обсуждаем события, произошедшие за сто лет до появления Тольятти. На нашем календаре сейчас 1864 год. На российском престоле император Александр Второй. Предположу, что не историкам он больше известен в качестве монарха, отменившего крепостное право. Это произошло за три года до судебной реформы. Дмитрий Викторович, вы нашли в архивных документах историю криминального характера, которая является ярким подтверждением тому, что отмена крепостного права назрела. Я говорю о Глафире Шиошиной – ставропольской барыне. Дмитрий Викторович, расскажите, пожалуйста, эту историю о вопиющем абьюзе.

 Это дело было очень известно в нашем городе, да и в губернии, оно прогремело на всю страну в то время. Хотя, конечно, в газетах о нём не писали, но до министерства внутренних дел (прямо до Петербурга!) оно дошло.

Началось оно в 1850 году, то есть практически за 10 лет до отмены крепостного права. В городе жили два брата Шиошиных: младший – Иван, он женился на Глафире, урождённой Аверкиевой (это тоже наши мелкие помещики). Они жили в доме жены в Ставрополе. Старший брат был главой казначейства, а младший брат Иван  - местным почтмейстером, то есть человеком, отвечавшим за работу почты. Это значит, что Иван был связан с полицией и спецслужбами того времени. Один брат, по сути, заведовал финансами города и уезда, другой заведовал всей перепиской. Это были очень уважаемые люди, хотя и небогатые. Но власть у них была, связываться с ними никто не хотел. Пользуясь, по сути, личной неприкосновенностью и связями, которые у них были в среде местных помещиков, они жили, как хотели.

Речь пойдёт прежде всего о супругах – Иване и Глафире Шиошиных. Муж оказался в какой-то степени подкаблучником: слушал жену, а жена была садисткой. Не такой, например, как известная Дарья Салтыкова (богатая русская помещица, позже вошедшая в историю как изощрённая садистка и серийная убийца, в отношении которой было доказано 38 убийств подвластных ей крепостных крестьян – прим. авт.). Салтычиха побогаче была и могла себе больше безнаказанности позволить вплоть до убийства людей. А Глафира Шиошина была мелкой помещицей и не могла себе позволить, например, убивать людей.

Когда крестьяне против неё давали показания, они передавали её слова: «Бей их как собак, ломай им руки и ноги, только не убивай их до смерти». То есть барыня в середине XIX века уже понимала, что если просто бить своих крепостных и не убивать их, то ничего ей за это не будет.

Как Шиошины действовали. У них был дом, в этот дом они брали дворовых людей, бывало покупали людей или меняли на кого-то, забирали у крестьян подрастающих детей. Когда дети подрастали, их забирали во двор прислуживать. Какое-то время они над ними издевались, избивали их. Это длилось несколько лет, пока у людей хватало терпения, а потом помещики, опять же, их либо продавали, либо меняли, либо отправляли обратно в деревню и набирали новых. Таким образом, им всё сходило с рук. Но судя по всему, уже в середине XIX века подросло новое поколение крепостных крестьян, которые мириться с этим не захотели. Они бегали от своих господ. Они пытались жаловаться городничему. Городничий отправлял их в полицию, где их пороли. Крестьяне ходили жаловаться даже симбирскому губернатору, поскольку город входил в состав Симбирской губернии, не Самарской. Но желаемого эффекта от обращений крестьяне не получали.

В результате, доведённые до отчаяния люди вынуждены были поджечь дом своих господ, где и сами жили. Летом 1850 года  один из августовских дней начался с пожара. Города в то время были сугубо деревянные, поэтому пожар – это всегда было очень опасно. Сразу началось следствие, [выясняли], почему дом сгорел. Сразу же был обнаружен поджог, а в золе, оставшейся после пожара, обнаружены так называемые рога. Это пыточный инструмент, который надевался на шею людям. Использование этого инструмента было строго запрещено законом. Рога доставили в полицию, но городничий не захотел с этим связываться и написал симбирскому губернатору. Тот секретным решением взял это дело на контроль. Для ведения следствия послал в город своего чиновника для особых поручений - Ивана Грибовского. Эти чиновники были ответственными людьми при больших начальниках, выражаясь современным языком, решальщики.

Иван Грибовский приехал в наш город с командой следователей. Так же присутствовали полицейский и гражданские. Они провели следствие, допросили крестьян, которые сидели по обвинению в поджоге в полицейском управлении, и те стали давать показания, чего с ними вытворяли господа.

Там много всего было. Например, придирки всякие разные. Допустим, приказали помещики одному из дворовых людей везти их по городу. Если слишком быстро везёт, его бьют, если слишком медленно – его опять бьют.

– И перевернёшься – бита, и недовернёшься – бита.

– Да. Женщина давала показания – та же картина. Доит корову, если та мало молока даёт, хозяева женщину обвиняют, говорят: «Воруешь молоко» и бьют. Если много молока – «значит специально водой разбавляешь, чтобы было невкусно», и снова бьют. Это было 50–60 ударов плёткой, но иногда доходило до 300 и даже до 500 ударов. Плётка немаленькая – та, которой лошадей погоняют. Были примеры, когда крестьяне по несколько раз в день были биты, причём в полиции это знали, потому что осматривали крестьян, видели следы побоев.

 Странно, что люди не умирали от такого количества ударов.

 Есть примеры, когда было членовредительство. Когда Глафира Шиошина была беременна, у неё было то, что тогда называлась родовой горячкой. Она избила одну девушку – Авдотью – мешалкой  - это что-то наподобие современного миксера, только металлический или деревянный, очень грубый.

Глафира избила Авдотью до такого состояния, что та лишилась чувств, а Глафира её потом сама отпаивала. Дала ей возможность прийти в себя, даже вызвали врача, который полечил крепостную, лишь бы она ничего в полиции не сказала.

Продолжалось это (побои) постоянно, изо дня в день. Когда кому-то из крестьян становилось очень плохо от избиений, его просто увозили в деревню и привозили другого.

Доставалось даже детям. Вот история. Была девочка 12 лет, звали её Аня. Её взяли из деревни в господский дом. Барыня сказала ей: «Будешь ткать полотно, вязать чулки». Глафира заставляла девочку работать с 4 утра, а спать отправляла в 12 часов ночи. Всё это время заставляла её что-то делать. Представьте себе: ребёнок, сверхэксплуатация. Девочка начала просто выключаться прямо в процессе работы, могла задремать. Барыня её за это била.

Девочка однажды сказала: «Барыня, за что вы меня бьёте? Вам кажется, что я плохо работаю, дремлю, а у меня просто длинные ресницы». Тогда Глафира Шиошина приказала своей ключнице – экономке – вырвать ей ресницы. Когда ей вырывали ресницы, барыня приговаривала: «Не дремли больше».

Это история бытового насилия. Да, по счастливой случайности у Шиошиных не было убийств, до такого они не доводили. Но мы не знаем, в каком физическом состоянии находились люди. Скорее всего, насилие сильно отразилось на их здоровье.

А так там было всё: сверхэксплуатация, например, эксплуатация малолетних – то, что мы сегодня даже представить себе не можем. Один из мужчин-крестьян рассказывал, как из их деревни господа отправили на прополку урожая девятилетних мальчиков и не дали им хлеба. Надо сказать, что помещики обязаны были смотреть [за крепостными]. Хотя они как бы хозяева, но у них были и свои обязанности. Они должны были смотреть, чтобы их крепостные были сыты, одеты, обуты, чтобы не пьянствовали и так далее. Помещики несли ответственность перед государством.

Так вот Шиошины отправили этих детей на полевые работы, почти не дали им хлеба и дети вынуждены были после работы ходить по соседним деревням и просить милостыню.

Если человек сволочь, то он не в чём-то одном сволочь, он в принципе сволочь. О Шиошиных можно сказать именно так. Их дело получило резонанс. В городе все и так знали, что с крепостными жестоко обращаются. Но с братьями никто не хотел связываться вплоть до городничего, поэтому следствие все факты установило, а дальше Шиошины, пользуясь своими связями в так называемом дворянском собрании (была такая профессиональная сословная организация дворян), добились того, чтобы следователя по делу отправили обратно в Симбирск и добились того, чтобы дело рассматривали в Министерстве внутренних дел. Приехал новый чиновник по особым поручениям по фамилии Анисимов от самого министра внутренних дел. Он провёл дополнительное следствие, которое только подтвердило всё то, что собрал Грибовский, то есть тут Шиошиным выкрутиться не удалось.

 и Иван Шиошин, и Глафира Шиошина написали слёзные объяснительные. Глафира писала, что никогда в жизни она крестьян своих не била, что они, хотя все очень дурного поведения, их почти не наказывали. А то, что били плёткой – так это у неё была особая плётка для наказания кошек, такая маленькая плёточка. И только вот этой маленькой плёточкой она била своих людей, и то не по 500 раз, а может, 10 или 20 раз.

– Пощекотила практически.

– Да, просто пощекотила их, а они её не слушались и пожаловались на неё, чтобы у Шиошиных отобрали право владения крепостными, забрали крестьян и они бы попали под контроль государства и чтобы Шиошины перестали быть господами. Следователи в эту историю не поверили.

– Каким был приговор для Шиошиных?

– Забавным. Первый суд был в Ставрополе - Ивана Шиошина полностью оправдали, потому что посчитали, что те наказания, которые он накладывает на крестьян, были справедливыми. В исполнение он же не сам эти наказания приводил. Чаще всего Шиошины своих людей не били, они просто присутствовали при этом, вероятно им доставляло это удовольствие. В редких случаях Глафира сама поднимала руку, потому что для помещика считалась зазорным поднять руку на крепостного – это моветон был.

Иван Шиошин привлекал своих почтальонов (тогда мужчины работали на почте, это была престижная работа) для наказания своих крепостных крестьян. Почтальоны [на суде] показали, что начальник почты не превышал допустимого. Хотя, скорее всего, немного покривили душой. Поэтому на основании показаний почтальонов Ивана Шиошина оправдали полностью. Глафиру Шиошину суд по-прежнему подозревал в том, что она всё-таки издевалась над крепостными и жестоко с ними обращалась.

Почему это было важно? Нужно понять, что мы живём как раз после реформы Александра Второго, у нас действует презумпция невиновности, то есть, когда мы попадаем, например, в прокуратуру или какие-то другие следственные органы, они должны доказывать нашу вину в состязательном судебном процессе. До судебной реформы Александра Второго судебный процесс не был состязательным в нашем понимании и действовала презумпция вины. То есть, если человека обвиняет суд, сам человек должен был собирать доказательства, которое позволили бы установить его невиновность. Бремя доказательства невиновности лежало на обвиняемом. Это порождало огромные злоупотребления, потому что если человека обвиняли, ему практически невозможно было оправдаться, поэтому суда боялись панически.

 удалось вывернуться, но поскольку её по-прежнему подозревали, в любой момент те же самые обвинения ей могли быть предъявлены заново. Фактически её не тронули. Единственное, что сделали, это поместили крестьян (в отношении которых применялось насилие) в так называемую дворянскую опеку - это был особый институт. Там содержались, например, крепостные малолетних наследников, которые сами не могли управлять имением, а также  лиц из дворян, которые были признаны психически больными или инвалидами. Или как в случае с Шиошиными – подозрение в жестоком обращении осталось, крепостных им решили не отдавать. Они были их формальными владельцами, но сами управлять ими не могли. Крепостных потом раздали по людям, куда подальше из города отправили.

– Вы сказали, что первый суд был в Ставрополе. То есть суд был не один?

– Конечно. Шиошины не хотели отказываться от своих крепостных. Это же, во-первых, доходы. А во-вторых, это же какое удовольствие поиздеваться и счёты свести. Ведь получалось, что крепостные освободились из-под их власти.

Шиошины инициировали апелляции по различным судам империи, практически вплоть до отмены крепостного права. Последнее решение, если я не ошибаюсь, (не в их пользу, кстати) было принято в 1860 году. Меньше, чем за год до отмены крепостного права. И вот эти несчастные крестьяне всё время были под дамокловым мечом, что их обратно вернут хозяевам. И понятно, что хозяева с ними расправятся. Они знали это наверняка, потому что крестьяне же ходили жаловаться: городничему, предводителю местного дворянства. Они пытались прорваться к губернатору, их всё время наказывали, отправляли к господам. Ну а те, соответственно, наказывали их ещё, поэтому крепостные очень боялись вернуться обратно.

– В итоге, справедливость и законность восторжествовали.

– Благодаря императору Александру Второму, который отменил крепостное право. И эти люди впервые почувствовали себя свободными. Они, конечно, ничего не могли своим бывшим господам сделать, и не пытались, скорее всего. Но и господа уже не могли до них никаким образом добраться.

 – Дело Шиошиных закрыли до судебной реформы Александра Второго. Дмитрий Викторович, какие настолько значимые изменения произошли в 1864 году, что о них нужно помнить даже 160 лет спустя? Вы уже упоминали, что судебный процесс стал состязательным. Что ещё?

– Прежде всего нам необходимо отметить, что у нас [после судебной реформы] начинает формироваться всесословный или бессословный суд. Сегодня нам это довольно трудно представить. Мы, конечно, понимаем, что формально, юридически, в современных судах мы выступаем как равные граждане. У нас юридически нет каких-то преимуществ по отношению друг к другу. Но реально они есть, мы все понимаем, что судебная система не идеальна.

 Представьте себе ситуацию, что до реформы 1864 года, 160 лет назад, разные сословия имели различные юридические права, и больше того - имели свои собственные суды, например, дворяне судились с дворянами в сословном суде. Там были специальные дворянские судьи, дворянские заседатели. Крестьяне судились в своих судах – там был сельский староста. И так далее.

– И пересекаться участники сословных судебных заседаний из разных сословий не могли?

– Могли. Были суды, когда дворяне судились с крестьянами, крестьяне судились с дворянами. Но очень несложно догадаться, что, если (не крепостной) крестьянин приходил с каким-то иском в дворянский суд, где в качестве судей заседали исключительно дворяне, решение на 99% будет не в пользу крестьян. Даже если дворяне систематически избивали людей, морили их голодом и так далее. Дело Шиошиных это всё показало. Хотите – идите жалуйтесь в полицию. В суд они пойти не могли, потому что крепостные крестьяне не могли жаловаться на дворян.

У дворян были ещё определённые юридические, полицейские права по отношению к крепостным. Но даже если это был не крепостной крестьянин, а предположим так называемый, государственный или удельный – принадлежавший царской фамилии – пойдёт он жаловаться на дворянина и получит от ворот поворот. Скорее всего, сам же в итоге и окажется виноватым.

Поэтому [крепостные крестьяне] не судились, а дворяне делали всё, что хотели, потому что знали, что суды будут на их стороне. Судебная реформа Александра Второго значима прежде всего тем, что она положила основание всесословному суду, равному для всех подданных российского императора. Реально, конечно, там сословные ограничения сохранялись ещё долго.

Второй момент, о котором я уже сказал, это презумпция невиновности. Теперь бремя доказательства вины подозреваемого ложилась на обвинителя. До судебной реформы Александра Второго человек всегда был в положении оправдывающегося. Причём это не зависело от того, кого суд обвинил. Если суд обвинил дворянина, оправдывался дворянин, обвинил купца – купец и так далее.

Что ещё произошло после судебной реформы. Состязательный процесс. У нас появляются доступные адвокаты. Понятно, что судебная практика была такая и законодательство уже настолько развилось, что были десятки томов различных законов. При том, что грамотных [людей] в Российской империи было чуть больше десяти процентов. Когда неграмотный человек попадал в суд, только лишь в виду того, что он не знал основных законов – он не мог их прочитать – с ним можно было делать всё, что угодно. Поэтому процветала коррупция. Вспоминается повесть о шемякином суде (древнерусское сказочно-сатирическое повествование о неправедном судье Шемяке, литературный памятник неправды –прим.ред.) Без взятки в суд можно было не ходить, потому что если не дашь, то будешь неправ уже хотя бы потому, что ты, не дал. Защитников, как таковых, [до реформы] тоже не было, человек должен был защищать себя сам. Можно было нанять какого-то человека, знающего законы – того же стряпчего – который будет о тебе хлопотать, но это была ещё не адвокатура.

С судебной реформы Александра Второго постепенно, очень медленно появляется в России доступная адвокатура и складывается институт адвокатской практики. Это было очень важно для тех людей, которые имели дело с судами, но не имели юридического образования. Вот, пожалуй, три таких основных кита [судебной реформы Александра Второго]: всесословность, презумпция невиновности, состязательный процесс и адвокатура. Всё то, к чему мы привыкли сегодня, но то, чего не было в нашей стране до 1864 года.

– Дмитрий Викторович, как судебная реформа отразилась на качестве и количестве судебных дел Ставропольского уезда? Стали ли жители Ставрополя судиться чаще и с большим успехом, чем раньше, опираясь на те три кита, о которых вы говорили?

 Мне сложно сказать, потому что судебные дела у нас сохранились только до судебной реформы 1864 года. Документы судов периода после судебной реформы пропали в ходе Гражданской войны. Их «белые» отсюда эвакуировали в неизвестном направлении, скорее всего, дела просто исчезли. Исходя из динамики, которая наблюдается за то десятилетие, когда судебные дела [в архиве] сохранились – это 30-е–50-е годы и самое начало 60-х годов XIX века, - могу сказать, что количество тяжб постоянно нарастало ещё до реформы. Росло количество гражданских исков, не уголовных. Это связано с тем, что в стране развивались товарно-денежные отношения. Всё больше людей имело деньги, всё больше людей тратило деньги, люди покупали, продавали и так далее. Там, где покупают и продают, возникают разного рода мошенничества, обман. Конфликты интересов - очень частое явление. Поэтому количество дел постепенно увеличилось, но динамику я сказать не могу, потому что за вторую половину девятнадцатого века у нас нет судебных дел.

– В монографии историка Татьяны Борисовой о культурных истоках судебной реформы 1864 года говорится о совести как движущей силе преобразования суда. Так, если в результате судебного следствия обвинитель убеждался в невиновности обвиняемого, то закон требовал отказаться от обвинения и сообщить об этом суду «по совести». Дмитрий Викторович, изучая архивные документы, фиксировали ли вы случаи, что совесть становилась важным фактором судебного процесса?

– Ой, я про совесть здесь очень аккуратно говорил бы, потому что, конечно, все заявляли, что судить будут по совести. Были специальные судебные присяги для людей, которые  приносились в суде. Что православные, что мусульмане (для мусульман была отдельная присяга) клялись, что будут говорить исключительно правду, будут добиваться справедливости, давать честные показания и так далее. Но судебная реальность оказалась сильно далека от такой идеалистической конструкции.

Примеры, когда отказывались от обвинения, крайне редки. Более того, наблюдение за судебными делами показывает, что даже когда обвинению не удавалось доказать виновность, можно было сделать, так, как сделали с Глафирой Шиошиной. Убедить судью оставить этого человека в сильном подозрении, то есть в любой момент ему вновь могли быть предъявлены обвинения. Эта опасность висела над ним как дамоклов меч. То есть, мы как бы судебное дело закрываем, но знай, что ты подозреваемый и  навсегда остаёшься у суда на карандаше. Если вдруг что-то случится, мы вспомним о том, что тебя уже обвиняли. Были примеры, когда суд не мог доказать вину человека и отправлял человека судиться с миром – это когда собирается сельская община и выносит решение виновен человек или нет.

 оправдательных приговоров было очень маленьким и количество дел, когда обвинение снимались с человека - буквально единичные случаи. Мне вспоминается, только одно дело, связанное с развратной жизнью, когда мужчину обвинили в том, что он домогался до своей снохи. Получилось так, что по сути дела с него сняли обвинения, потому что ему удалось доказать, что это сноха подговорила всех обвинять его в домогательстве. Мужчина отличался крутым нравом, был главой семьи, главой дома. У него был сын, и жена этого сына подговорила своего мужа и домочадцев обвинить отца семейства, чтобы его посадили в тюрьму, а они бы зажили в этом доме очень хорошо. Но доказать ничего не удалось. Вот это на моей памяти единственный случай, когда обвинение было снято. А так нет. Даже если доказать не удалось, обвинение продолжало висеть на человеке. 

– В апреле в Тольятти состоялся традиционный АрхивFEST. В этом году его гости увидели более 20 дел, рассмотренных Ставропольским уездным земским судом в середине XIX века. Дмитрий Викторович, какие криминальные преступления были типичными для того времени?

– Те же, что и сегодня: кражи, убийства, грабежи, подделка документов, дорожно-транспортные происшествия были, что называется, «разборки» на дорогах. А так же нанесение тяжких телесных повреждений, фальшивомонетничество, но его было мало.

Были уникальные дела о преступлениях, которые связаны с развратной жизнью. У нас нет как таковой полиции нравов сегодня в нашей либеральной России. У нас свобода совести, преступления против нравственности очень ограниченно трактуются. Чтобы дело приняло серьёзный оборот, должен быть нанесён реальный ущерб. А в те времена [наша] страна была христианская и была очень широкая категория дел о преступлениях против нравственности. И то, чего сегодня практически нет, это преследование сектантов, прежде всего старообрядцев. Секты сегодня есть, но по ним ведут единичные дела. В те времена таких людей преследовали массово. Если человек был православным, а потом перешёл в какую-то секту – это уже было основанием для заведения уголовного дела. Таких дел тоже сохранилось немало.

 значение имели дела об отравлении, сейчас они редки, но в то время были довольно частыми. Травили в основном в связи с тем, что не было возможности добиться развода по закону.

– Говорят же, что яд – оружие женщины.

– Жёны травили мужей - такие дела сохранились. В гражданских делах были разные хозяйственные споры – это не исполненные сделки, когда человек брал задаток и ничего не делал. Были споры о наследстве и другие имущественные споры, в частности о купле-продаже. Мошенничество с регистрацией недвижимого имущества – прямо песня. Кстати, Шиошины мошенничали с землёй. В архиве сохранилось не только уголовное дело, но и соответствующее гражданское дело.

– Прямо мастера на все руки.

– Да, я говорю, если человек, сволочь, то он сволочь не только в чём-то одном, он в принципе сволочь. Шиошины пытались по дешёвке или вообще задаром приобрести земли, которые должны были отойти за долги другим людям.

– Все ли уголовные дела рассматривала коллегия присяжных?

– Как раз присяжных, как таковых не было. Институт присяжных, кстати, тоже результат реформы Александра Второго. Дореформенный суд – это судья и пара заседателей, но их нельзя было назвать присяжными, они были чиновниками суда. Этими заседателями становились только дворяне, по сути, суд был дворянский, и они рассматривали все дела. Заседателей из других сословий не было.

– Но после реформы же изменилась ситуация?

– Да, после реформы ситуация изменилась и у нас появилась коллегия присяжных, но к ним обращались не всегда, не во всех случаях. Мелкие дела, а подавляющее число дел были мелкими, рассматривали мировые посредники.

До суда доходили дела только средней тяжести и особо тяжкие. И то, опять же, далеко не все из них рассматривала коллегия присяжных. Присяжных призывали, если случалось какое-то тяжкое преступление, например, или серия преступлений. Либо, когда не было чётких доказательств вины, и судья колебался по поводу того, какой вынести приговор. Тогда могли позвать присяжных, чтобы они помогли суду.

– Случалось ли такое, что приговоры присяжных оказывались гуманнее и справедливее, чем те, что судья выносил единолично – до реформы – во времена этого сословного суда?

–Я бы не сказал, что суд в провинции даже после реформы Александра Второго отличался каким-то особым гуманизмом. Суд не был гуманным. Несмотря на то, что были введены многие демократические принципы, о которых мы сказали, я не назову этот суд образчиком гуманности. Потому что там работали всё те же люди, которые работали до отмены крепостного права. Законы приняли новые, но отношение к [уже бывшим] крепостным ещё долго было тем же самым. Чтобы ситуация изменилась, поколения должны были пройти.

Чего стало меньше, так это ссылки в Сибирь как меры наказания. Её почти перестали использовать. До реформы ссылка применялась довольно часто, в том числе у нас в Ставрополе такие случаи были. Причём часто по не особо значимым поводам.

– Чем заменяли Сибирь?

– Арестантскими ротами, например. Это что-то наподобие колонии поселения, но здесь, а не в холоде. Более распространённым становится наказание рублём, то есть разнообразные штрафы: деньги казне всегда нужны. Более гуманным становится отношение к женщинам, например.

– В чём это выражалось?

– Например, в том, что стало меньше приговоров о заключении, перестали женщин ссылать в Сибирь. К мужчинам осталось более суровое отношение. Так что насчёт гуманизма в провинции (в столицах было и по-другому), я был бы очень осторожен, не назвал бы я суд Александра Второго гуманным в нашем понимании.

– Дмитрий Викторович, при подготовке к фестивалю АрхивФест вы изучили большое количество документов. Какие мифы о Ставрополе вы можете развеять благодаря зафиксированным на бумаге событиям XIX века?

– Самый яркий миф, который до сих пор «путешествует», по городской среде заключается в том, что Ставрополь был захудалым, заштатным провинциальным городком, где люди выращивали лук и арбузы и больше ничем не занимались.

Какое-то время он действительно [был таким]. Когда крещённых калмыков отсюда отправили служить на границу с Казахстаном, у нас здесь закрыли гарнизон, а город наш был, по сути, военный. В середине XIX века он переживал упадок, без гарнизона денег городу больше не перечисляли - типичная судьба и современных военных городков.

 быстренько сориентировались и стали строить дачи для сдачи их в наём туристам, занялись торговлей: продавали рыбой. Уже к концу XIX века в Ставрополе были телеграф, телефон, электростанция. Один из первых кинотеатров в Среднем Поволжье появился в городе Ставрополе. И появился он чуть ли не одновременно с появлением кинотеатров в таких крупных городах, как Ярославль или Нижний Новгород — это о чём, говорит? Это говорит о достатке людей и об их культурных запросах: они уже всего этого хотели. Была очень развитая для небольшого городка система школьного образования. Одна из первых школ для девочек, например, в среднем Поволжье появилась в Ставрополе. Если мне память не изменяет, это был либо 1862 год, либо как раз 1864 год. То есть в городе развивалось женское образование, причём не только для дворянских девочек. Эта школа открылась для девочек-мещан, для девочек-жителей города - в то время это была практически революция. Говорить, что наш городок был какой-то там отсталый, глухой, провинциальный... Он был провинциальный, но не был отсталым.

Какие ещё мифы можно развеять. Например, миф относительно того, что Ставрополь был маленьким городком. Этот миф кочует до сих пор. Якобы у нас жило немногим больше 6000 человек населения. Реальность, судя по всему, не соответствует этому и к революции 1917 года есть альтернативная оценка, которую делало Министерство внутренних дел. Согласно их данным, в городе жило 10–12 тысяч человек. Для того времени, 100 лет назад, это уже считался такой средний населённый пункт.

После голода 1921 года населения стало меньше, очень много людей уехало, и город преобразовали в село. С 1924 по 1946 годы Ставрополь был селом. Город сам по себе был не такой уж малочисленный, а уж если брать окружающие его сёла, например, Ягодное, где жило больше двух тысяч человек, то всего в округе жило больше двадцати тысяч человек - это весьма и весьма немало. А какой ещё миф?

Говорят об отсталости о бескультурии ставропольцев, но это не так, у нас в городе очень ценили просвещение. У нас было уездное училище, но мало, кто знает, что до отмены крепостного права в городе была калмыцкая школа. Первая национальная школа в Среднем Поволжье именно для детей калмыков была построена в Ставрополе.

Какое-то время у нас даже действовало собственное уездное духовное училище, но из-за большого пожара 1851 года его закрыли, а потом, повторюсь, открывается школа для девочек. Затем в начале XX века открывается женская гимназия и реальное училище для мальчиков - наподобие школы плюс профтехучилище. Там учили руками работать, готовили будущих рабочих мастеров. То есть говорить о том, что в Ставрополе не ценили образование, что тут жили такие отсталые люди, тоже не приходятся. В Ставрополе и культура была, и определённый достаток был. На фоне Центральной России, где была нищета, на фоне севера и других регионов в Ставрополе жили весьма зажиточные люди.

– Какое из найденных вами в архиве судебных дел XIX века было самым запутанным?

– Там простых дел нет. Сложные были дела об убийстве. Вот история дорожного инцидента. Двое крестьян – татар из деревни Татарские Выселки (это село – Выселки – существует и сегодня) в феврале поехали на базар в Ставрополь. Один поехал покупать картофель в санях, много пудов было куплено. Другой поехал за скобяными товарами. И вероятно ещё зашел в какое-нибудь заведение, там выпил. В татарском селе - мулла, община, там пить нельзя. Так что, скорее всего, в город поехал ещё и с этой целью.

Когда они возвращались, уже вечерело, они сошлись на узкой заснеженной дороге. И один стал говорить другому: «Уступи мне дорогу, потому что у твоей лошади насморк и вся моя одежда, весь мой чапан (верхняя крестьянская одежда наподобие длинного полушубка) будет в лошадиных соплях». Это говорил 40-летний, молодому было 25. То ли молодой не захотел уступить, то ли ответил второму что-то по поводу лошади, но 40-летний дядечка накинулся на 25-летнего и избил его так, что тот приехал домой с переломанными рёбрами, слёг на печку, потерял сознание и через две недели умер.

Перед смертью избитый мужчина рассказал о произошедшем своей жене, а та — сельскому старосте. Староста рассказал суду и на его показаниях строился судебный процесс. Из-за того, что показания были через третьи руки, суд относился к словам старосты крайне осторожно.

А сорокалетний мужчина говорил, что он не виноват, что он вообще не встречался с погибшим. Сорокалетнего оставили в подозрении в совершённом преступлении, но к ответственности не привлекли.

Был момент, связанный с подозрением в отравлении мужчины женой, когда тоже не сумели доказать вину женщины в виду недостатка улик: судмедэкспертизу никто ещё не проводил. Всё строилось на показаниях свидетелей, если она находились. А если не находились свидетели, дела были очень запутанными.  

Да и с теми же Шиошиными - большой вопрос. Не преувеличили ли крестьяне? Потому что вряд ли у них были тёплые отношения со своими господами. Может, и не били их по 500 раз. Давали 100– 200 ударов плёткой - попробуйте даже это пережить. А по поводу 500 раз у меня лично есть сомнения, потому что если человеку дать 500 ударов, у него должны остаться очень сильные повреждения кожи, даже если бьют не в одно место.

Запутанных дел было довольно много, в основном именно по таким тяжким статьям, как убийство, нанесение телесных повреждений, покушение на убийство, потому что экспертиз в то время ещё не было.

– А какое дело было самым драматичным?

– Карточка этого дела прямо передо мной лежит. Для меня лично оно самое драматичное, если не брать в расчёт тех же Шиошиных. Это дело крепостной крестьянки Натальи Юртаевой. Она принадлежала богатой помещице Мосаловой, и в возрасте 17 лет была выдана замуж за Михаила Осипова, 19-летнего крестьянина из деревни Куликовка.

Она поехала в другую деревню в дом своего мужа. Там всем распоряжалась его мать, которая очень сильно невзлюбила сноху и начала наговаривать на неё своему сыну.

Они не кормили Наталью, муж стал её избивать, и она, не выдержав побоев и жестокого обращения, сбежала из дома мужа в село Новая Малыкла. Здесь она себя выдала за безродную удельную крестьянку, то есть принадлежащую царю. Хотя на самом деле была крепостной.

В Новой Малыкле Наталья вторично вышла замуж за местного удельного, то есть царского, крестьянина Николая Иванова. Причём второму мужу она рассказала обстоятельства своей предыдущей жизни. Сказала, что она беглая крепостная. Муж её не прогнал, вероятно, полюбил её. И они решили бежать от возможного преследования. Бежали в глухую татарскую деревню Сабакаево, где счастливо прожили 6 лет в фиктивном браке, потому что Наталья без развода была вторично повенчана, что было нарушением церковного таинства.

Полиция напала на следы беглянки, её нашли.

– То есть её все это время искали…

– Конечно! Собственность же сбежала. Она была крепостная, была собственницей этой богатой барыни. Но барыня о существовании Натальи даже скорее всего и не знала, потому что жила в Петербурге, тратила миллионы, [полученные] со своих поместий. А вот управляющий её искал и с помощью полиции её нашли.

Наталью взяли под стражу, она дала чистосердечное признание. Рассказала, что сбежала не потому, что не хотела служить своей госпоже, а только лишь вследствие жестокого обращения с ней и того, что она опасалась за свою жизнь и здоровье.

Следствие установило, что да, семья первого мужа Натальи Юртаевой и сам её первый муж действительно жестоко обращались с ней. Второй муж там сказал, что он, конечно, виноват, но он её любил.

Несмотря на раскаяние, суд приговорил Наталью Юртаеву к лишению всех прав гражданского состояния, разлучению со своими детьми, которых она прижила в фиктивном браке со вторым мужем, к наказанию плетью и к дальнейшей ссылке на вечное поселение в Сибирь.

– Вот уж точно максимально драматично, нет повести печальнее на свете...

– Это действительно драма. Драма крепостного человека, драма человека, которого ткнули носом и сказали, что ты собственность.

Как дальше сложилось судьба Натальи Юртаевой, мы уже никогда не узнаем.

Причём дело это 1852 года, то есть до отмены крепостного права оставалось меньше 10 лет. Такие вот решения выносили суды. Лучше бы Наталью вернули в эту семью, чем отправили в Сибирь, разлучив с детьми. Дети, которые были от второго мужа, они же были удельными крестьянами,  царскими, не крепостными. Если бы выкупили Наталью в удельные крестьяне, может быть, её бы и оставили.

– Запомнилось ли вам какое-нибудь уголовное дело с неожиданной развязкой?

– Об откушенном носе – забавное такое дело. Сейчас расскажу. У нас в Ставрополе в середине XIX века жил отставной военный фельдфебель по фамилии Бочкарёв, и однажды он поехал в посад Мелекесс (сегодня это город Димитровград Ульяновской области). В Мелекессе был экономический центр нашего уезда, там располагался самый крупный базар.

И вот Бочкарёв туда поехал, и там с ним случилась непонятная история. Он подрался с местными торговцами - мужем и женой Виноградовыми. Со слов Бочкарёва, он задел ящик с земляными грушами, и все эти груши рассыпались.

Поднимать их он не стал, сказал: «Ящик у вас плохо лежит». Виноградовы сразу на него накинулись. Тут же свистнули другим торговцам с базара, и они все его как не местного с большим удовольствием избили.

Виноградовы представили другую версию произошедшего. С их слов, Бочкарёв у них «взял» ящик мыла, а заплатить забыл.

И они пошли выяснять справедливость кулаками. Да, виноваты, сказали Виноградовы, но он нас практически ограбил. Бочкарёв это категорически отрицал, потому что это был уже уголовный состав. Уж как они договорились, я сейчас не скажу, Но дело не в этом. Бочкарёва избили до потери сознания, и он остался лежать на базарной площади в Мелекессе.

В это время там проезжал земляк Бочкарёва, наш ставропольский. Это был дедушка семидесяти лет. Он увидел земляка и давай его тормошить, вставай мол. Тот проснулся и вероятно в порыве ярости не понял, кто перед ним, схватил деда зубами за нос и откусил кусочек носа.

Это дело тянулось несколько лет в связи с тем, что было  нанесено телесное повреждение, и дедушка хотел, чтобы Бочкарёв ему материальную компенсацию выплатил. Бочкарёв же отказывался под разными предлогами.

В итоге дело закончилось примирением сторон. Дедушка, которому было уже к этому времени 80 лет, обратился в суд заявлением о том, что как добрый христианин он хочет подать пример милосердия и отзывает свою исковое заявление. Скорее всего, у дедушки уже были другие проблемы и откушенный кусочек носа в данном случае - мелочь. Бочкарёв же отделался довольно-таки дёшево – извинениями.

– «Есть легионы сорванцов, у которых на языке «государство», а в мыслях — пирог с казённой начинкою». Так писал Салтыков-Щедрин. Дмитрий Викторович, расскажите о коррупционном судебном деле 19 века.

 Коррупция всегда была. Тот же, по-моему, Щедрин говорил, что «взятка – это наша конституция». Коррупционных дел было много, потому что население было невежественное, и обирать его можно было всякими разными способами, чем должностные лица и пользовались. Например, дело о торговле рекрутскими квитанциями. Кстати, до реформы 1874 года, когда была введена всеобщая воинская повинность, в России со времён Петра Великого действовала рекрутская повинность или рекрутчина - это когда людей из податных сословий, прежде всего крестьян, сдавали на военную службу. Изначально срок был пожизненный, потом 25 лет, потом 20 лет. К моменту отмены рекрутской повинности срок уже был 15 – 16 лет. Но комиссоваться можно было и ещё раньше.

Представьте себе, если в армию вас забирают даже на 15-16 лет. А попробуйте ещё пережить эти 15-16 лет даже в современной армии. Я не говорю уже про царскую армию, где офицерами были дворяне, помещики. Они там относились к солдатам как крепостным. Тогда была ужасающая дедовщина в отношениях не только между старослужащими солдатами, дедовщина была в отношениях между дворянами-офицерами и рядовым составом. Собственно, из крепостных и других податных сословий.

Дворяне, например, плохо кормили солдат, заставляли их работать в своих поместьях, строить им там домики. Офицерам тогда за это почти ничего не было. Было довольно трудно пережить все эти годы военной службы с её тяготами. Военный поход в то время, как и сегодня, был очень опасен. Прежде всего, из-за заболеваний. Но сегодня есть антибиотики, а раньше их не было.

Но можно было не служить, можно было откупиться, купив так называемую рекрутскую квитанцию. Схема такая: была крестьянская община, [от которой] по разнарядке требовалась в этом году отдать, например, одного рекрута. Жители общины покупали рекрутскую квитанцию и клали её на стол, говорили «В зачёт рекрута мы даём вам рекрутскую квитанцию». Она стоила больших денег, практически неподъёмных для больше 90% населения. На эту квитанцию собирали [деньги], её наследовали, как имущество. Это было большое дело – приобрести такую квитанцию.

У нас в архиве сохранилось дело одного из сельских старост, который был грамотным, поэтому за небольшой процент помогал крестьянам приобретать такие рекрутские квитанции. Он их регистрировал в журнале, помогал им расплачиваться, проводил сделки. Но старосте этого показалось мало, и он решил, что было бы очень неплохо ему самому покупать такие квитанции, продавать их крестьянам и зарабатывать ещё больше. Но денег на покупку квитанций у него не было.

И вот к нему обратились очень невежественные крестьяне из одной мордовской деревеньки. Староста вызвался помочь им приобрести квитанцию. Причём как-то он ещё туда свои деньги проинвестировал, возможно, в долг. Купил квитанцию, зарегистрировал на себя, а крестьянам дал от ворот поворот, заявив, что квитанция его и он им  ничего не должен.

Крестьяне обратились в полицию, и она провела расследование. Было доказано, что староста за чужие деньги приобрёл эту квитанцию и на себя её зарегистрировал. Попутно стали всплывать и другие его преступления, связанные с вымогательством денег за регистрацию документов и так далее.

Мне понравилось решение суда – старосту отправили в арестантские роты на два с небольшим года, но это не самое главное. По всем установленным фактам вымогательства, взяток, он должен был отдать двойной размер суммы этих взяток в доход государства. Я очень жалею, что сегодня не применяются такие законы по отношению к коррупционерам и казнокрадам. Если бы их в двойном размере заставляли платить… Проворовался какой-нибудь вице-губернатор на миллиард рублей – два миллиарда, пожалуйста в казну. Я больше чем уверен, что в таком случае у нас с коррупцией бы покончили довольно быстро.

–  Староста всё выплатил?

– Мы не знаем, у нас нет исполнительных дел. Скорее всего, выплатил, там суммы небольшие были установлены, но достаточные. Речь шла о сумме в пределах сотни рублей серебром - это много для того времени. На эту сумму можно было небольшое стадо коров купить здесь в провинции. То есть староста выплачивал  с напрягом. Может быть, домик пришлось продать, ещё что-то. Но я думаю, что да, [выплатил], а иначе бы дальше сидел.

– Дмитрий Викторович, в Ставропольском суде 19 века разбирали, как вы уже говорили, в том числе вопросы нравственности. Вы приводили пример дела, когда мужчину оправдали. Приведите, пожалуйста, более показательный пример.

– Разные были дела. Например, связанные с развратной жизнью и гибелью младенцев. У нас была слобода Выходцево на севере уезда. Там жил государственный крестьянин Иуда Иванов. Он был наёмным работником. Иуда снимал комнатку в доме у своего нанимателя и вступил в любовную связь с его дочерью Ульяной, которой было 30 лет. Почему она до 30 лет не была замужем, я не знаю. Для того времени, это уже такая пожившая, что называется, девушка. От связи с Иудой Ульяна забеременела, и родила  девочку, которую назвали Анной. Она была незаконно рождена. Судя по всему, Иуду не удалось убедить жениться на Ульяне, а может быть, он уже был женат.

В общем, Ульяне пришлось убить свою дочь. Она сказала, что дочь оказалась слаба здоровьем и быстро скончалась. На самом деле ребёнка просто перестали кормить, а потом зарыли его труп в огороде.

Случилось так, что по весне труп разрыли свиньи, искавшие еду. Это увидели соседи и тут же донесли в казённое управление, которое занималось государственными крестьянами. А оттуда донесли в полицию. Началось расследование, которое подтвердило, что Ульяна вела развратную жизнь, занималась проституцией вместе с некоторыми другими крестьянками слободы Выходцево, вступала в любовную связь с мужчинами, как бы сегодня сказали, «за подарки».

Следствию не удалось доказать умышленное убийство младенца Ульяны, поэтому увлечённые в прелюбодеянии женщины отделались сравнительно легко. Они были преданы духовному суду и должны были ходить к священнику, который назначал им покаяние.

Это не единственное дело, когда появляются незаконнорожденные младенцы, которые почему-то очень быстро, буквально в первые дни своей жизни её лишались. Скорее всего они были убиты собственными матерями.

В то время родить без мужа было огромным позором. Можно было крест поставить и на этой девушке, женщине, которая родила, и на её ребёнке. Поэтому они убивали детей, лишь бы не навлечь позор на семью. Полтора века назад – по меркам истории это миг – тогда это было в порядке вещей.   

– Зато хорошо видно, что всё-таки люди идут к чему-то светлому, хорошему, какой-то прогресс есть.

– Однозначно. Наше общество становится более гуманным. Это видно не на протяжении нескольких лет или десятилетий, это видно на протяжении поколений. Это может показаться немножко странным, мы этого вроде бы не наблюдаем, но реально люди становятся добрее, чем они были раньше. Понемножку, но становятся.

– Что касается гражданского судопроизводства. Какие проблемы ставропольцев поднимались в ходе него, вы уже упоминали, но всё-таки хочется услышать от вас пример конкретного дела?

– В основном это были дела о мошенничестве с имуществом. Например, то же дело Шиошиных, но не уголовное дело, а гражданское. Как Иван Шиошин пытался получить землю, которая ему не принадлежала.

Был в городе один канцелярист, он жил без семьи. У него были долги, причём перед частными лицами, которые проживали за пределами Ставрополя. Когда канцелярист скончался, Иван Шиошин обратился с исковым заявлением о том, что якобы канцелярист ничего не должен частным лицам, что он брал деньги в долг у государства, из так называемой дворянской опеки.

Соответственно канцелярист должен деньги государству. Идея мошенничества Шиошина заключалась в том, чтобы после изъятия государством земельного участка площадью около 65 гектаров организовать аукцион. Это должны были быть фиктивные государственные торги, и Шиошин на них должен был стать победителем. Мы помним, что его старший брат руководил казначейством, а значит рука руку мыла.

– Схема не новая.

– С фиктивными торгами не новая абсолютно. Но  нашлись люди, которым покойный канцелярист реально должен был. Они проживали далеко: одна госпожа, дворянка проживала в Свияжске. Они возбудили ходатайство, что в счёт долга это поле должно принадлежать им и сумели доказать, что у покойного не было долгов перед государством, а были долги перед частными лицами. Так Шиошин остался с носом.

Они судились по поводу этого поля, когда шло то самое дело о жестоком обращении с крепостными. Как показывали крестьяне, Глафира Шиошина любила в раж войти и кричать: «Я никого не боюсь. Ни царя, ни губернатора», поскольку думали, что в суде у них всё было схвачено. Однако жизнь показала, что схвачено было не всё.

Было и другое дело. О покупке дома. После того как калмыцкое войско распустили в 1842 году, один есаул, который сразу не ушел с калмыками, а остался в Ставрополе, купил дом. У него была семья, жена. Он решил продать дом, чтобы у него были деньги на поездку в Астрахань, где он хотел искать новое место службы. Он поехал и исчез с деньгами.

Фокус был в том, что они с покупателем договорились так, чтобы не платить  государственные пошлины. Они совершили устную сделку и нигде не зарегистрировали факт продажи. Вот наш русский Ваня купил у этого калмыка дом, но тут появляется жена калмыка: «Я ничего не знаю ни про какие сделки, у меня муж уехал в Астрахань,  там пропал. Я его наследница, отдавайте мне этот дом». Всё дело было посвящено тому, что наш ставропольский мещанин, сейчас не вспомню его фамилию, приводил свидетелей, которые показывали, что он купил этот дом. Заплатил за него целых 300 рублей ассигнациями (не серебром, а бумагой). Это где-то 100 рублей серебром - немаленькая сумма для домика.

В конце концов, после длительного судебного разбирательства мещанин-таки доказал, что он этот дом купил. Мораль этой истории очень простая – регистрируйте ваши сделки, особенно с недвижимым имуществом.

– Предположу, что особенную ценность упомянутые вами в сегодняшнем разговоре документы имеют для студентов-историков и студентов-юристов, которые могут использовать открывшиеся данные в своих исследованиях. Дмитрий Викторович, как с архивными находками могут ознакомиться все желающие?

– Прийти в читальный зал архива. На портале администрации Тольятти в разделе «Деятельность» есть раздел «Архивное дело» (https://tgl.ru/structure/department/about-upravlenie-po-delam-arhivov/). Заходите туда. Там находится, в том числе график работы читального зала. Посещать его нужно с паспортом, письмом от организации или по личному заявлению. Звоните, договаривайтесь, приходите туда и работайте, в том числе  с фондами нашего дореволюционного суда. Можете почитать каждое из обнародованных мною дел. Правда, придётся читать документы девятнадцатого века.

– Правильно ли я понимаю, что архивные документы, несмотря на почтенный возраст, можно свободно трогать руками?

– Да, но соблюдая правила безопасности. Если вы начнёте их рвать, будете пытаться вырвать листочки или марки (там, например, есть дореволюционные), то за это можно получить даже уголовную статью, а в архив вас точно больше не пустят.

– Копию тоже можно снять?

Да, там можно за плату снять ксерокопию. А вот копию на свой фотоаппарат, пожалуйста, делайте бесплатно. Полностью дело не дадут переснять, но определённый объём, порядка 20-25% можно снимать.

-Буду ли я прав, если скажу, что выносить документы за пределы архива нельзя?

– За пределы читального зала нельзя выносить, это будет считаться кражей.

Ознакомиться с находками архивистов может каждый желающий. Посетить читальный зал управления по делам архивов можно по предварительной записи. Звоните по телефонам: 31 02 04 или 31 01 96 и сообщите о своем желании прийти на Белорусскую, 33. Полистать архивные документы вам позволят по будням с 8:30 до 16:30. Не забудьте взять с собой паспорт.

2024 г.